краю, и я вижу, что в ней горит зеленый свет.
Я подхожу ближе и, барабаня по холсту пальцами, зову:
– Габриэль?
Он не отвечает, но я уверен, что он там, и потому засовываю голову внутрь. Палатка полна зеленоватого свечения от чашки ночного дыма, которая стоит на земле у самого лица Габриэля. Он лежит на боку, на коврике, брошенном прямо на землю, и читает книгу. На меня он не смотрит.
Я говорю:
– Привет.
Он молчит и головы не поднимает.
– Надеюсь, ты только притворяешься, что читаешь, – говорю я. – Иначе и быть не может, потому что ты ведь не можешь сосредоточиться на книге, ты только и думаешь о том, как бы выбить из меня все мое живое дерьмо.
– Не знаю, какое именно дерьмо ты называешь живым, но ты недалек от истины.
Теперь Габриэль смотрит на меня, и я вижу, что его лицо серьезно. Он и впрямь не прочь вздуть меня как следует. Я вхожу в палатку, пригнув голову: она совсем невысокая, и я чувствую себя в ней неловко, а потому опускаюсь на колени.
– Ты что-то от меня хочешь? – Голос Габриэля полон яда.
– Хм. Да… Я думаю, нам надо поговорить.
– Ха! Это почти забавно, услышать от тебя такое. Только знаешь, я сейчас не в настроении смеяться.
– Ты зря не рассказал мне, что ты подумал про Анна-Лизу.
– Ты зря не рассказал мне о своем нападении на Охотников.
– Я рассказал.
– Да, кое-что, потом, когда у тебя уже не было выбора; когда ты не мог больше скрывать.
– А ты продолжал скрывать от меня то, что знал об Анна-Лизе. Охотники тебя не напугали.
– Не напугали? Группа из восьми Охотниц так близко к нашему лагерю? Совсем рядом с Греторекс и новенькими?
– Но…
– Они могли тебя убить или ранить, а когда я пошел бы тебя искать, они убили бы и меня.
– Но я был…
– Я не закончил, – перебивает меня Габриэль. – Я признаю, что скрывал от тебя свои мысли. Я скрывал от тебя свои подозрения о том, что Анна-Лиза давно в плену у Альянса, но только для того, чтобы защитить тебя. Ты же знаешь, что я терпеть ее не могу. И с удовольствием увидел бы ее мертвой. С одной стороны, я был бы рад увидеть, как ты разрываешь ее на куски, но, с другой, я понимаю, что это было бы неправильно, не по отношению к ней или ко мне, а прежде всего по отношению к тебе. Ты сейчас сам не свой, Натан. Мне не хотелось, чтобы ты убил ее тогда и жалел об этом позже. Все, что я сделал, я делал ради тебя. А ты скрывал от меня свои мысли и чувства потому, что так хотелось тебе самому. Ты думал только о себе. Как обычно.
Я решаю, что проиграл спор с Габриэлем.
– Тебе лучше уйти, – говорит он.
Я не двигаюсь. Мне совсем не хочется уходить. Мне хочется поговорить с ним. К тому же я должен извиниться. Я весь день ломал голову над тем, что я ему скажу. Так что теперь мне просто необходимо сказать ему это.
Я набираю полную грудь воздуха и тихо и искренне говорю:
– Габриэль, прости, что я на тебя плюнул.
Он округляет глаза и фыркает.
– Вау. Надо же, извинения.
Ладно, пусть так. Хотя это не то, на что я надеялся. Я продолжаю:
– Я был зол. Но я все равно не должен был так поступать. И мне жаль, что я это сделал.
– Да, ты не должен был на меня плевать. Ты. Зря. Плюнул. Мне. В лицо. Я тоже умею злиться. Так что одними извинениями ты не отделаешься, хотя услышать их от тебя уже – дорогого стоит.
– А чего еще ты хочешь?
– Ничего. Просто уходи. – Он перестает смотреть на меня и снова утыкается в свою книгу.
Мы еще немного сидим молча. Я надеюсь, что он вот-вот оттает, это должно произойти. Нельзя же так долго злиться. Но он закрывает книгу и смотрит на меня.
– Ты еще здесь? – спрашивает он. Его голос полон холодной злобы.
