Он качает головой, трет ладонью глаза и так и не заканчивает, что хотел сказать.
Утром мне наконец становится лучше. Мои целительные способности восстанавливаются, и к полудню я полностью излечиваю себя, ощущая в процессе приятную щекотку. Это действительно здорово.
Я говорю Габриэлю:
– Я снова могу лечиться. Так же, как раньше.
– Хорошо.
– Я тут подумал. Насчет амулета и всего прочего. Я пойду за ним.
Габриэль хмурится.
– Я и не думал, что ты обрадуешься, но все же, согласись, это разумно. Если амулет сработает, я буду защищен. Я не хочу умирать. Я думал, что ты тоже этого не хочешь.
– Есть и другие способы избежать смерти.
– Ты все еще думаешь об уходе. Как Несбит? Тоже поедешь в Австралию?
– По-моему, тебе тоже стоит подумать над моим предложением. Подумать по-настоящему. Поехать можно куда угодно. Неважно, куда именно, главное, подальше от этой войны.
– У меня такое чувство, что война найдет меня где угодно.
– Ты всегда так говоришь, но ведь ты еще не пробовал. Ты уверен, что они будут искать тебя. И найдут. Но, может быть, и нет?
– Мой отец менял место каждые три месяца.
– То твой отец, а то ты.
– Со мной будет все то же самое, я знаю. – Я вспоминаю Маркуса, его логово, и то, какой покой там царил, и как мне нравилось быть там с ним. При этом он никогда не мог расслабиться по-настоящему. Перестать бежать. Но даже так он продолжал бы скрываться от них еще много лет. Это я затащил его в Альянс. Это из-за меня Маркус умер. Анна-Лиза его застрелила, а я привел его в Альянс. Я просил его о помощи. И он тоже кое о чем меня попросил.
Я говорю Габриэлю:
– Мой отец сказал, что я должен убить их всех.
– Тебе одному решать, что делать со своей жизнью. Он не должен был этого говорить.
– Часть меня – это он, Габриэль. Отчасти мы с ним одинаковые, и я чувствую, что эта часть меня хочет убить их всех, хочет мести, по полной. Без всяких полумер. Но другая моя часть, Белая, логическая, говорит… что убийства приведут только к новым убийствам и что это никогда не кончится.
– И отцовская сторона тебя выигрывает этот спор, но и материнская никогда не сдается.
Я качаю головой.
– Я не знаю, как бы она посмотрела на все это. Белые Ведьмы всю жизнь ей отравили, не хуже, чем мне.
– И значит?..
– Значит, я собираюсь отравить жизнь им.
– А если бы Анна-Лизы не было с ними, что бы ты решил тогда? Это все опять из-за нее?
Я трясу головой.
– Ее я ненавижу и хочу, чтобы ее судили за убийство моего отца. Но дело тут совсем не в ней. Я все равно поступил бы так, даже если бы ее не было. Даже если бы она уже умерла. Я хочу, чтобы войне пришел конец, чтобы пришел конец Солу и всем, кто за одно с ним.
– Но ты можешь не суметь убить их всех, Натан. Ты же не всесилен. И ты только один. А у Сола целая армия.
– Неважно, какой величины у него армия, если я буду неуязвим.
– Война приносит страдания, Натан. И не только физические. Она портит тебя. Она всех портит.
– Даже тебя?
– Конечно, даже меня. Ведь я убивал. Я видел, как умирали наши друзья. Ты чуть не умер у меня на руках, и мне от этого так больно… и я вижу, что больно и тебе.
– А ты бы ушел со мной, если бы я принял такое решение? – Не знаю, зачем я его об этом спрашиваю, ведь я и так уверен, что он скажет «да», но он задумывается и отвечает не сразу:
– Сомневаюсь. По-моему, это бессмысленный вопрос, в таком виде. Скорее, следовало бы спросить так: что бы я стал делать, окажись я на твоем месте? И я могу сказать лишь одно: я знаю, что тебе многое пришлось испытать, многое выстрадать, и все по
