которой сердце норовило остановиться.
Все они смотрелись до крайности бледно. Асмо по местному обычаю сняла лифчик, и Джулии показалось, что сердце Фолстафа даже без купания сейчас остановится. Не только из-за маленьких, очень пикантных грудок: Фолстаф, судя по всему, был влюблен. Как могла Джулия не заметить этого, прожив полгода в одном с ними доме? Ближе ведь у нее никого нет, они все равно что ее семья. Все это богоискательство мешало Джулии мыслить по-человечески, что у нее и так получалось плохо. Надо будет последить за собой, чтобы ничего не пропадало при переводе.
Пена чертила на воде древнееврейские знаки. Джулия, довольная, как тюлень на лежбище, жмурилась от белого средиземноморского солнца. Просыпаешься, и все твои друзья рядом, как в конце «Волшебника из страны Оз» — это ли не счастье. Пугало лишь то, что после короткой яви она скоро опять погрузится в сон. Наркоз вот-вот начнет действовать, и неизвестно, проснется ли она снова.
Ночью в отеле, когда все остальные спали, она неожиданно для себя вышла из комнаты и постучалась к Царапу. Он открыл, она поцеловала его, и они переспали. Ей очень хотелось еще разок ощутить себя человеком, вместилищем бурных страстей. Пусть шлюховатым, но человеком.
Раньше она спала с парнями, потому что думала, что так надо — как с Джеймсом, — или потому что хотела что-то от них получить — как с Джаредом, Уорреном и мало ли с кем еще. Сейчас она впервые сделала это, потому что сама хотела. Это было здорово, просто фантастика. Как и должно быть.
Ей этого хотелось, а вот Царапу, похоже, не очень. Не будем делать поспешных выводов, подумала она, увидев его в тот первый день в Мюре: скажем просто, что все возможно. Ей всегда нравились красавчики вроде Джеймса, и Царап укладывался в эти параметры, но когда она с замиранием смотрела в его серые глаза, призывный огонь там отчего-то не загорался.
А ведь было же между ними что-то. В онлайне она всегда это чувствовала, но при личной встрече Царап ушел глубоко под лед. Его броню даже хакер масштаба Джулии не мог расколоть.
Она рассказывала ему об этом теперь, в постели, под треск цикад, несколько приглушенный ставнями. Он долго молчал, а потом сказал:
— Да, я знаю. Прости.
И все? Ну ладно, хоть как-то откликнулся.
— Ничего, не важно. — Это и вправду перестало быть важным. Они лежали, смотрели в потолок, слушали цикад. Джулия с удовольствием ощущала свое округлившееся тело — оно и разум в кои веки жили в полном согласии. — Хотя скажи так, для сведения: зачем тебе столько силы? Чтобы не бояться показывать свои остальные стороны?
— Может быть. — Он скривился, что ему очень шло. Джулия обвела пальцем выразительную складку у рта. — Не знаю.
— Не знаешь или не хочешь сказать?
Молчание. Синий экран. Она расколола его защиту. У всех мужчин коды противоречивые, плохо оптимизированные.
— Какие, по-твоему, у нас шансы на успех? — спросила она, взбивая тощую гостиничную подушку. — В процентах?
— Мне кажется, шансы хорошие. — Царап, вернувшись на безопасную почву, вновь стал собой. — Процентов семьдесят, я бы сказал, а ты?
— Больше похоже на фифти-фифти. Что будешь делать, если проект не сработает?
— Попробуем что-то другое. Я все еще думаю, что Греция — граунд-зеро для таких вещей. Поедешь туда со мной?
— Возможно. — Она не хотела ничего обещать заранее. — Здесь вино лучше, узо я не сильно люблю.
— Как раз это мне в тебе нравится.
Он рассматривал ее пальцы, играя ими поверх колючего одеяла.
— Знаешь, я ведь соврал насчет силы. Я все-таки знаю, зачем это делаю. Что она может мне дать.
— И что же?
Джулия приподнялась на локте, простыня соскользнула с нее. Она чувствовала себя странно, показываясь Царапу голой. Это всегда так, вроде как с холодной водой в заливе: сначала страшно, потом ныряешь и приспосабливаешься, в общем, довольно быстро. В мире столько скрытности — иногда просто хочется показать кому-нибудь свои сиськи.
— Когда ты пришла в «Беовульф», я уже был там.
— Ну и?
— Если по-простому, то я твои рецепты видел, а ты мои нет. — Царап улыбался грустно, не так, как обычно. — По дозам я официальный рекордсмен «Беовульфа». Они там поначалу вообще не верили, что такое возможно.
— Тебе от депрессии столько прописывают?
