– Вот уж глупость была бы отвергнуть ваше гостеприимство и выскочить за борт! Мы еще подумаем, как с вами быть… – а на лице у него было написано прямо противоположное, – но, пожалуй, продолжим какое-то время мириться с вашим чудесным вином, отменными блюдами и весьма изысканным обществом!
– Вот и хорошо, – рассмеялся Рен. – Уж вы постарайтесь.
– Я все-таки не в силах понять, – вставила я и накрыла рукой лежавшую на столе книгу, – откуда взялась книга, написанная моим братом!
– Да. – Рен взял книгу. – Да, конечно… Вы знаете, точнее было бы выразиться иначе: написанная кем-то другим с такими же именем и фамилией. Ибо это личность совершенно иная. В моей эпохе известно, что эту превосходную книгу написал некий Шадрак Элли, живший в Бостоне около ста лет назад.
Я купил ее для себя… и весьма неосмотрительно взял в нынешнее плавание, поступив, мягко говоря, не по протоколу. Представьте, однако, до чего трудно создать корабль, до последней мелочи удовлетворяющий всем требованиям. Ваша эпоха сама не вполне соответствует тому девятнадцатому веку, который пережит нами. Попробуй-ка все учти!
– Понятно, – медленно произнесла я, дослушав до конца. – Тогда… Скажите, капитан, вашей эпохе известна женщина по имени Вильгельмина Тимс? А мужчина по имени Бронсон Тимс? И… маленькая девочка… София?
Рен посмотрел на меня, прищурился, улыбнулся:
– Правду сказать, я не знаю. Раз вы нашли книгу, подписанную именем брата, стало быть, возможно и это. – И мягко добавил: – В нашем прошлом многое сбылось иначе, Минна. Вашу эпоху оно напоминает гораздо меньше, чем нас самих.
– Естественно, – согласилась я. – Я спросила из чистого любопытства.
– Что ж, – сказал Бронсон, – теперь, когда мы все прояснили, быть может, вашей команде имеет смысл оставить притворство? Позволят ли нам увидеть, каковы австралийцы на самом деле?
– Боюсь, друг мой, этому не бывать, – грустно проговорил Рен. – Конечно, мы перестанем выдавать себя за уроженцев Нового Запада. Возможно, даже вернем некоторые элементы привычных удобств, от которых вынужденно отказались… – Он постучал ногтем по винной бутылке и улыбнулся. – Увы, мы не смеем, так сказать, совершенно поднять занавес, ибо это означало бы попрание данных нами клятв о сохранении тайны. Самое же обидное, что мы не сможем отправиться с вами вглубь Севильи. Мы и так оставили намеченный курс, поскольку я счел своим первостепенным долгом в целости и сохранности доставить вас в порт.
– Понимаем. В высшей степени понимаем, – ответила я. – Мы вам бесконечно благодарны за то, что ради нас вы изменили маршрут.
– Не стоит, – сказал Рен. – Знаете, что мы еще сделаем? Пойдем на привычной для нас скорости. Воображаю, какое облегчение испытает команда… Таким образом, мы прибудем в Севилью не через пять дней, а непосредственно завтра. – У нас с Бронсоном разом вырвался изумленный возглас, капитан же сказал: – Да, это тоже… творческое осмысление правил, но семь бед – один ответ! Об одном только сожалею – все это ускорит и наше с вами расставание. Завтра, по прибытии в Севилью, вам снова придется рассчитывать лишь на себя.
10
Угрызение
Покончив с завтраком, Тео отправился на Маячный холм, к дому Майлза. Это было довольно беспорядочное и в высшей степени неопрятное кирпичное строение, от чердака до подвала набитое реликвиями былых путешествий. При всей неухоженности дом производил по-прежнему сильное впечатление. Как-никак Майлз – один из богатейших жителей Бостона. И уж точно – богатейший из путешественников. Другое дело, к числу тех обитателей Маячного холма, кто наслаждался семейным состоянием с самого рождения, он не принадлежал.
Бабушка и дедушка Майлза, пережившие Разделение, были рабами. Они участвовали в восстании, в результате которого образовался Новый Акан. В те первоначальные годы, когда жители прибрежных краев с немалым подозрением относились к штату, населенному бывшими невольниками, дедушка Майлза разбогател на торговле: возил на восток из Нового Акана сахар, хлопок и рис. Сам в прошлом раб, он оказался одним из немногих, кто охотно покупал сырье у земледельцев, ставших свободными, устраивал ткацкие фабрики и нанимал прежних рабов. Постепенно сколачивая состояние, Джон Каунтримен приобрел особняк на Маячном
