никогда и не принадлежали к нему!
Однако день шел за днем, и мы с Бронсоном постепенно пришли к выводу, что зараза некоторым образом нас миновала. Я была напугана и почти утратила мужество, но жажда жизни не покидала меня. Ежеутренне по пробуждении я первым долгом тянулась к лицу Бронсона: нет ли на нем знаков усталого безразличия, то бишь первых симптомов лапены? По счастью, я видела на лице мужа лишь зеркальное отражение собственной жгучей тревоги. Бронсон точно так же, как я, жаждал вырваться на свободу, скорее покинуть зачумленный континент… вернуться к нашей дражайшей Софии…
Мы в первый же день нажали кнопочку на часах Рена и в дальнейшем повторяли это каждый день. Ничего не происходило. Я продолжала надеяться, что он прибудет за нами: имея такой корабль, как «Гнездышко», почему бы и нет? Вероятно, мои надежды были наивны…
Еще наивней было рассчитывать, что тюремщики раскроют нам двери, как только убедятся в нашей невосприимчивости к болезни. В самом деле, зачем бы им держать нас в карантине, раз лапена нас не брала? Увы, на восьмой день, когда люди шерифа в золотых масках вынесли тела и похоронили их на равнине возле тюремных стен, мы поняли всю глубину своего заблуждения.
Нас посетил шериф и с ним еще двое. Один – писец в черной мантии, с переносной подставкой для письма: он слово в слово записал весь наш продолжительный разговор. Второй был невысок, тучен и облачен в красное с белым. Подобно людям шерифа, он носил клювастую золотую маску, а на груди – великолепной работы золотой крест на такой же цепи. Насколько я поняла из объяснений шерифа, это был муртийский священник. Разговор шел через зарешеченное окошко. Священник задал нам множество вопросов, неизменно держа пухлые, не слишком чистые руки благочестиво сложенными на выпуклом животе.
– Назовите свои имена и происхождение.
– Минна и Бронсон Тимс из Бостона, что на Новом Западе.
– Почему твой муж не отвечает? – поинтересовался священник.
Маска скрывала выражение его лица, но в голосе слышалось неодобрение.
– Он не говорит по-кастильски.
Последовала короткая пауза.
– Ладно, – проговорил он затем, и ясно стало: вовсе не ладно. – Что привело вас в Папские государства?
– Мы приехали разузнать о судьбе нашего друга, Бруно Касаветти. Несколько месяцев назад он прислал нам письмо – судя по всему, отсюда, из Муртии. Он в самом деле сюда приезжал? Не будете ли вы так добры указать нам, где он теперь?
Эти слова породили некоторое смятение. Трое взялись советоваться между собой; они говорили слишком тихо и быстро, так что всего разговора я уловить не смогла. Удалось расслышать лишь имя Розмари и слово «брухо», означавшее на их языке ведьму или колдуна. Оно прозвучало несколько раз.
Когда священник вновь повернулся к нам, было похоже, что они уже вынесли некоторое решение, ибо направление допроса переменилось.
– Какими заклятиями или темными чарами вы отвращаете от себя немочь?
Я до того не ожидала ничего подобного, что промешкала с ответом.
– Что он говорит? – спросил Бронсон.
– Спрашивает, какими заклятиями мы отводим от себя лапену, – в ужасе ответила я.
– Судьбы благие! – пробормотал он. – Недоброе затевается…
Я повернулась к священнослужителю:
– Ваши вопросы приводят нас в недоумение. Мы не верим ни в чары, ни в колдовство, ни в потусторонние силы. И не больше вашего понимаем, почему нас миновала зараза, постигшая наших спутников. Для нас это такая же тайна!
– Значит, не верите в колдовство? – жестким голосом спросил клирик. – Беретесь отрицать существование столь ужасного зла?
Я поняла, что совершила ошибку:
– Простите мой скверный кастильский, я не так выразилась. Мы уже сами не знаем, во что следует верить! Нам слишком мало известно как о болезни, так и о средствах против нее. Я лишь пыталась сказать, что мы никакого понятия не имеем ни о чарах, ни о темных искусствах.
Церковник и шериф опять начали совещаться. Писец прилежно делал пометки. В этот раз я вообще ничего не уловила из тихого разговора. Когда же священник вновь повернулся ко мне, в каждом его движении так и сквозило: «меня это больше не касается». Как же я испугалась!
– Ваш приговор, – сказал он, – будет вынесен завтра к полудню. Шериф вам объявит его.
