постоянно, а почему? Да у него в крепости погибла семья. После первых выстрелов 22 июня он побежал в штаб, семья осталась досыпать, крупнокалиберный снаряд попал в общежитие, дочка, сын и жена майора погибли сразу. А как рассказывают крепостники, Ахундов раньше был балагуром и весельчаком, истинным кавказцем, но невосполнимая утрата и горе его изменили. Зато в рукопашке нет человека сильней, в ней Ахундов превращается в зверя, я-то не видел, но Маня рассказала. Когда отбивали одно из нападений немцев в крепости (хотя они вообще-то австрийцы из 45-й ПД), Ахундов рванулся в кучу-малу, с ППД и саперной лопаткой. Когда кончились патроны, он бил прикладом ППД, ухватив за обжигающий ствол правой рукой, и МСЛ[206] в левой. Короче, результатом боя Ахундова против Вермахта стали 23 трупа, из них 18 погибли от пуль, а трое от приклада ППД, и двое развалены чуть ли не по пояс наточенной как бритва лопаткой. Полковнику постоянно приходилось одергивать майора, все-таки он командир и должен командовать солдатами, а не рубиться как казак-берсеркер.
И мне очень больно смотреть на него, за что же ему такое горе, он ничего немцам плохого не сделал, а они убили его детей: мальчика шести лет и девочку четырех, да и жену красавицу Фирангиз. А он сидит, атлетичный высокий брюнет, с глазами, полными горя, и пережевывает ужин. Мне кажется, он не понимает, что ест, не чувствует вкус еды, не видит нас, он там, с детьми и Фирангиз, в прошлом…
Ужин окончен, мы встаем из-за стола, и полковник спрашивает у старшины, почему не видно начтыла. Действительно, где Манюня?
Полковник, закончив ужин, ушел, и я беру старшину за жабры:
– Слушай, харя тыловая, колись, где начтыл?
– Не имею права говорить, товарищ старший лейтенант.
– Я ща из тебя сибирских пельменей налеплю, ты что, вообще нюх потерял, старшина?
И я так легонько ударяю старшину ногой, раз десять по периметру организма, хомяк колется:
– Хорошо, скажу, они поехали по деревням закупать продовольствие, но с ними взвод охраны из ЗАР.
– Ладно, пока никому ни слова, свободен, партизан жрачно-жвачного фронта. Пшел на хрен отсюда.
Рядом стоит нацик наш (ну из будущего, который):
– Товарищ командир, можно с вами поговорить?
– О чем мне с тобой говорить, гопота ты коричневая?
– Я не хочу бездельничать, товарищ командир, хочу бить немцев.
– А с какого это переката-перехвата своих идеалов бить собрался?
– Так я что, слепой? Не вижу, что немцы творят здесь?
– Да расслабься, это же Белоруссия, ты же русский нацист, какое дело тебе до белорусов?
– Так товарищ командир, они же, оказывается, и с русскими так поступают. С утра решили мы с Федором Куржавиным в деревню смотаться, ну в Колоски. Только там стали пить молоко, которым тетя Вера Ташкевич угостила, как туда нагрянули немцы. Мы и спрятались с Федором в малиннике, а офицеру приспичило партизан искать, причем не в лесу, а в деревне. Население, сами знаете, там смешанное, белорусы и русские. И русский полицай Сидоров привел семью лейтенанта Флегонтова, Василия Кузьмича, Марью Федоровну и Лизавету, родителей и жену лейтенанта. Сам-то Флегонтов, говорят, где-то на Севере служит, а жена на лето в отпуск приехала. Так этот офицер, эсэсовец, насиловал Лизу прямо перед тестем и тещей, заставлял их выдать местоположение партизан. Кузьмич меня с Федором видел, но не выдал… Потом немец зарезал Марью Федоровну, воткнул кинжал женщине в печень и поворачивает там, она орет, а немец смеется и поворачивает. А мы с Федей молчим, видим все, психуем, но молчим, немцев около двух десятков, а нас двое.
– И что потом? Кто тебе разрешил покидать место дислокации?
– Просто молоко тут вкусное, товарищ командир.
– И что потом, как выбрались?
– А потом в деревню нагрянули зенитчики этого грузина, ну и мы им помогли, то есть не мы, а Федор, он офицера пристрелил, а эта сука снова в это время насиловала Лизу, немцы кроме офицера побегли к околице, вот Федор и замочил фашиста, а у меня оружия же нет. Лиза потом, оказывается, повесилась, сразу же, эти твари убивают русских.
– Мало того, я тебе скажу, что русских они уничтожат намного больше, чем других. Даже чингисханы да батыи столько не убили русских, как эти гады.
– Вот и хочу мстить за русских.
– Ну, тогда тебе еще долго по тыловым обозам шастать.
– Ну почему, товарищ командир?
