блевашки не потянуло.
Продолжают звать. А мы-то ни хрена ответить-то не могем! Однако эти окрики действуют правильно на наших пленителей. Один из них, со «шпалой» лейтенанта ГБ (ёпрст! капитан это, по-нормальному, то есть на наши, общевойсковые, деньги) высокий, статный, движениями и внешностью слегка напоминая Василия того самого Ланового, выходит к дороге.
– Кто такие?
– Лейтенант Ивашин с группой бойцов, а ты кто такой?
– Лейтенант госбезопасности Елисеев![91] Что вы тут делаете?
– Мы ищем боеприпасы, выходим из окружения, сюда подъехала наша разведка, и товарищ старший лейтенант послал бойцов за нами. Вот мы, взяв два трофейных грузовика, приехали, а где наши?
Лейтенант ГБ повернулся к своим и скомандовал нас развязать и отпустить. Развязали, пилотку из пасти выдернули. И даже отпустили. Только, похоже, на прицеле все равно держат, ж… то есть затылком чую, аж кожу на нем свело. Выходим, руки затекшие разминаючи… Как же ты сладка, свобода!
Подбегает Ивашин. Ну, я ему сейчас!
– Ивашин, какого ананаса без оружия?! А если б это были не свои, а немцы? – Это я, так сказать, рисуюсь перед «кровавым гэбьем». Ну, и досаду от собственной лопуховости (или лопушистости?) на ближнего своего выплескиваю.
– Так, товарищ старший лейтенант, оружие-то в машине.
– Какая разница? Ты чего немцам сказал бы? Мол, «Битте-дритте, подождите, камрады, я щас только оружие возьму!», да? НИКОГДА впредь чтобы такого не было! Даже посрать ходить с оружием! И так – пока мы в тылу врага! Едрит-мадрид, твою Барселону в «Голубую дивизию»![92]
Мои излияния прервал гэбист (а на дорогу-то никто, кроме него, так и не вышел!):
– Старлей, вы что за часть? И что вообще тут, во вражеском тылу, делаете?
– Воюем мы, товарищ лейтенант. Нормально так воюем. Нами только за один день уничтожено до роты немцев и отделение диверсантов из «Бранденбурга»[93]. Так-то вот… А ты, пся крев, вместо того чтобы выслушать, прикладом в тушку…
Как-то нехорошо у летехи глазенки сузились на меня. И ручка как-то тихонько к кобуре поползла… Чего это он? Б! Б! Б!!! Язык мой поганый! Это ж он на мое дурацкое присловье «пся крев» так отреагировал! Ну, есть у меня привычка еще со школьных времен: в речь вставлять словечки из разных языков. А ЭТОМУ я как объяснять буду. А если он сейчас просто махнет рукой как-нибудь по- особому, сам откатится, а нас на дороге покрошат к чертовой матери? У-у-у! Главное, резких движений не делать, может, обойдется тогда.
Как будто ничего не заметил, продолжаю треп (главное – опять чего-нибудь лишнего не ляпнуть!). Говорят же, что лучшая защита – это нападение. Вот и пытаюсь в ответ наехать (не перегнуть бы только):
– Товарищ лейтенант, вы сами-то здесь каким макаром оказались? Кстати, у нас документы в порядке, можем предъявить. А вы свои пока не показывали! Не позволите ли поглядеть?
– Сначала свои предъявите! – сказал, как в харю плюнул.
Ну, ничего, мы не гордые, можем и предъявить. Достаю, протягиваю. Полный набор: удостоверение, комсомольский билет. Рядом Ивашин свои протягивает.
Взял. Что-то долго рассматривал, чуть ли не обнюхал. Может, в документах какие-нибудь секретные отметки еще есть, о которых нам знать не положено? Нет, вернул, вроде лицо малость помягче стало. А то было – ходячая функция при исполнении, а не человек.
Смотри-ка! Не стал кочевряжиться: тоже кармашек расстегнул, свою ксиву мне протягивает. Я, понятное дело, сразу взглядом в скрепки вцепился (потому как больше и не знаю ничего, даже того, как вообще должны документы у сотрудников НКГБ выглядеть). Так: выдано в марте этого года в Минске. А ржавчина где? Вроде есть немножко, а вроде… С другой стороны, с марта не так уж много времени прошло, чтобы сильно проржаветь… Да ну его на хрен! Буду считать, что лейтенант настоящий. С тем ксиву и возвращаю.
Он бровь приподнимает:
– Что, все в порядке?
– В полном, – буркаю в ответ. – А вы проверкой удовлетворены?
– Представьте себе, да! – лейтенант вдруг улыбается. – Да ладно тебе, Любимов! В нашем деле всякое бывает, сам знаешь! И, если честно сказать, были у меня подозрения, пока твои документы не увидел.
