Здесь было практически тихо – в глубине дома не слышно стерео Неда и толпу в саду. Не включая света, я на цыпочках пробиралась сквозь бардак на полу. Здесь будто взорвалась Томас-бомба, расшвыряв повсюду фломастеры, комиксы и кардиганы. На пианино – дорожный вариант «Четыре в ряд». Это не все вещи, которые он описывал, рассказывая о Торонто, но и этого достаточно, чтобы комната уже не казалась комнатой Грея.
Поэтому я, не задумываясь, забралась на кровать, не снимая обуви, с куском торта Томаса в руке и бутылкой в другой. Отчего-то бутылка почти пуста. Когда я успела столько выпить?
Я поставила торт на матрац и уселась по-турецки перед Колбасой, отсалютовав ей бутылкой. Ради этого и затеял Нед свою вечеринку – чтобы почтить память нашего деда? В углу темная материя скользнула вниз по стене.
– А что ты делаешь?
В дверях стоял Томас.
– Привет! – завопила я, вздрогнула и переключилась на обычную громкость. – Прости. Привет. Я знаю, что это твоя комната, извини.
– Все нормально. А что происходит? – спросил он, прикрыв дверь. – Я следил за тобой, ты кажешься слегка…
Ненормальной. Слетевшей с катушек.
– Ничего не происходит, – ответила я. – Я не могла тебя найти.
– А ты не очень искала, – кротко заметил Томас, присаживаясь рядом. – Всякий раз, когда я шел к тебе через сад поговорить, ты убегала.
Что, правда? А я и не заметила его в толпе. Я следила за темной материей.
– Если ты до сих пор сердишься из-за Манчестера или не хотела со мной целоваться…
– Хотела! И хочу! Я убегала от тоннеля во времени, а не от тебя.
Томас нахмурился:
– Ты пьяная, что ли?
Темная материя забралась на кровать, затаившись в тенях между подушками. И я поцеловала Томаса, по-настоящему поцеловала. Не так, как в кухне. И не так, как на кладбище, – сладко. Вокруг нас сгущался мрак, и я поцеловала Томаса так, будто хотела остановить мир.
Я с жаром бросилась на него и повалила спиной на кровать. Мои руки скользнули под его футболку, губы прильнули к его сжатым губам. Он не отвечал, и я попробовала настойчивее, сунув его руки под свой жилет, теребя застежку бюстгальтера. Темная материя наползала все ближе.
Томас мягко отстранил меня.
– Го, – сказал он, садясь, – не надо. Что с тобой?
– Ничего! А что? Что такого? Это судьба, ты сам говорил. Ты разве не хочешь? – Я снова бросилась на него в полумраке, пытаясь его руками обнять себя. Ведь осталось так мало времени.
– Притормози на секунду, – попросил Томас, отодвигая меня на расстояние вытянутой руки. – Подожди. Ты странно себя ведешь.
Он замолчал, и я поспешила заполнить паузу.
– У нас время заканчивается, – попыталась я объяснить. – Ты уезжаешь, и… и…
– Подожди, – Томас поднял руку, будто я уходящий поезд, который он пытался остановить. Другую руку он сунул в карман за ингалятором и дважды вдохнул. – Это был торт?
В темноте мы уставились на украденный мною кусок «Черного Лесса», раздавленный в блин. Я толкнула Томаса прямо на торт.
– Извини, – прошептала я.
– Слушай, давай вернемся на вечеринку? Я тебе водички дам.
Он протянул мне руку. Я взялась за руку и пошла за ним в сад. Темная материя не отставала.
– Томас, я…
– Мы обо всем сможем нормально поговорить завтра, – произнес он, стиснув мою ладонь и не глядя на меня.
Спотыкаясь, я кивнула, идя за ним. Торт размазался по всему его кардигану. Когда мы пробрались в самую гущу толпы, музыка оборвалась.
– Ну-у-у-у!..
– Подожди, – сказал Томас. Тишину прорезал гитарный аккорд, и голос Неда эхом отразился в моей голове:
