едва осмелились показаться из земли, сегодня же и вовсе не рискнули потревожить людей. Да не только в заколдованных побегах дело: рядом с этим рейнджером, пусть и простолюдином, было спокойно и надежно. Мария-Антония помнила это чувство по давнему прошлому: так же чувствовала она себя с отцом и его старыми воинами, с мужем и кое-кем из его дружины. И знала ведь, скольким она по нраву, но уверена была – никто и никогда не переступит незримой черты, не столько потому, что она – жена сюзерена, а лишь потому… Она всякий раз затруднялась сформулировать, почему именно, пока один бывалый человек не сказал ей: после такого, мол, себя уважать не будешь, а если себя не уважать, тогда и жить вовсе незачем…
Неизвестно, такими ли мотивами руководствовался Генри Монтроз, но, как и обещал, руки свои он держал при себе, хотя было ему, Мария-Антония чувствовала, маетно. Но тут уж она ему ничем помочь не могла. Его выбор, а как он намерен справляться с собой – не ее забота.
Генри действительно разбудил ее до рассвета, и снова весь день они провели в седлах, только Монтроз вел себя будто собака, потерявшая след: присматривался, принюхивался, искал какие-то одному ему ведомые приметы, но ничего не находил и мрачнел все больше и больше.
– Ты уверена, что видела дым? – спросил он в пятый раз, и Мария-Антония терпеливо ответила:
– Да, я уверена.
Генри хмыкнул, поглубже надвинул шляпу и двинулся вперед.
Местность здесь была словно бы собрана большими складками, она плавно повышалась и так же плавно уходила вниз. Это, говорил Генри, тоже после Катастрофы, местные рассказывают, что прежде тут прерия была ровнее иного стола, а теперь вот сморщило ее.
На третий день Монтроз начал беситься, Мария-Антония это видела, понимала, но сделать ничего не могла. Таких людей нельзя утешать: попадешь под горячую руку, еще и виноват окажешься, да и вообще они не терпят показывать свои слабости… У Генри слабой стороной определенно было терпение, как бы он ни старался доказать обратное. И неизвестно, во что бы это все вылилось, если бы, наконец, принцессе не повезло.
– Генри! – Она тронула за рукав мрачного, как туча, Генри. – Взгляни туда!
Он вскинул голову, и девушка удивилась даже, увидев, какую смену чувств отразило это бесстрастное обычно лицо: от настороженности до искренней радости.
– Что, свои? – спросила она. Слабые дымки уже исчезли, растворились без остатка.
– Вроде как свои. – Генри посерьезнел. – Если никто под них не подделывается. – Он нахмурился, что-то соображая. – Так, три по два, потом один и еще один… Вроде делакоты, но мало ли! Едем пока спокойно, только… держи-ка.
Он сунул ей в руки свой второй револьвер.
– Совладаешь?
– Постараюсь, – ответила Мария-Антония спокойно. Эта вещь была не тяжелее арбалета, уж точно, а как целиться и стрелять, Генри ей показывал. Может, точно в глаз кому-нибудь она и не попадет, но уж в лошадь вряд ли промажет, а и во всадника может угодить, если в корпус. – Ты думаешь…
– Ничего я пока не думаю, – оборвал Генри и положил ружье поперек лошадиной холки. Потом присвистнул по-особому, и Гром со Звоном, пластаясь, исчезли в высокой траве. – Ты придержи лошадку, вроде как отдыхаем.
Девушка послушно заставила кобылу перейти на медленный шаг.
– Если это свои, то они покажутся, – пояснил Генри. Она заметила – лицо его кривила неприятная гримаса, иногда подергивался уголок левого глаза. Так бывает, если человек сильно нервничает, вспомнила Мария-Антония, доводилось видеть.
Она могла понять Монтроза: пройти Пустырь и угодить в руки ко врагам – это уж чересчур. Но может быть, везение не изменит им и на этот раз? Как знать, сколько еще его отпущено на их долю, надолго ли хватит…
Так прошло полдня, и девушка всем существом чувствовала растущее напряжение: Генри явно не любил ждать подолгу, особенно если это не он устраивал засаду, а на него охотились, и во что это может вылиться, Мария-Антония даже не предполагала.
– Смотри! – встрепенулся вдруг Монтроз, до боли в покрасневших глазах всматривавшийся в горизонт. – Видишь?..
Девушка сощурилась, что было силы, но едва сумела различить в послеполуденном мареве несколько далеких фигур.
– Всадники?
– Они самые! – Похоже, у Генри зрение было куда острее ее собственного, потому что он заметно приободрился. – Слушай, внимательно слушай…
Издалека докатился звук выстрела, после долгой паузы – еще один и еще, уже без перерыва.
