— Ты выйдешь за того, кого выберу я. Он будет подчиняться мне, как и ты, и разрешит наслаждаться тобой, сколько мне захочется. И ты подчинишься! Или вы вместе с ребенком умрете! — холодно изрекла Филиппина.
Теперь между ними не осталось никаких неясностей. Матье рядом с Альгондой места не было. Ни раньше, ни теперь. Презина оказалась права: и Филиппина, и Марта — обе хотели, чтобы он сгинул. Если бы Матье вздумал последовать за Альгондой, они бы нашли способ от него избавиться. Конечно, там, в Сассенаже, с Матье тоже могло случиться несчастье, и Альгонде пришлось смириться с мыслью, что их расставание спасло ее любимому жизнь. И все же она не собиралась отказываться от него, и еще меньше — потворствовать эгоистическим желаниям своей госпожи. Альгонда открыла глаза и посмотрела на Филиппину.
— Я не выйду ни за дворянина, ни за конюха, — твердо и уверенно сказала она.
Филиппина чуть опустила раскаленный конец кочерги, и он соприкоснулся с кожей. Мужественно превозмогая боль, Альгонда сжала зубы, чтобы не закричать. Запах паленой кожи… Дочь барона несколько секунд упивалась ощущением власти, которую ей давало положение госпожи, потом подняла кочергу. В душе ее происходила борьба: с одной стороны, она была готова спокойно смотреть, как Альгонда страдает от боли, лишь бы только девушка всегда оставалась в полном ее распоряжении, а с другой — Филиппина старалась прогнать от себя воспоминания о той дуэли в аббатстве, когда двое претендентов на ее сердце чуть не убили друг друга. Сегодня, как и тогда, в Сен-Жюс де Клэ, побеждало ощущение собственной виновности. Она пыталась об этом не думать. Разве можно это сравнивать? Альгонда родилась, чтобы повиноваться.
— Я вправе решать — жить тебе или умереть! — выкрикнула она, словно желала сама себя в том уверить.
Но маска бессердечной непреклонности уже трещала по швам. Филиппина устыдилась своей жестокости. Альгонда почувствовала перемену. У Филиппины не хватит решительности осуществить свои угрозы. Пришло время действовать.
— А еще ты вправе любить меня за то, кто я есть и какая я есть, Елена! Никто не пытается тебе в этом помешать, если не считать твоей глупой гордыни. Тот случай в аббатстве разве не послужил тебе уроком? Разве ты до сих пор не поняла, что можно по своей воле умереть за кого-то? Пронзи меня раскаленным прутом, прикажи насадить на кол, как того проклятого ястреба, и смотри, как я буду умирать, если тебе так хочется, но добьешься только одного — потеряешь меня!
— И ты готова умереть? — Губы Филиппины изогнулись в насмешливой улыбке.
— Смерть станет для меня освобождением. Разве ты знаешь, в какой муке я живу ночи и дни? Что я разрываюсь между любовью к нему и к тебе? Разрываюсь между желанием вернуться к нему и остаться рядом с тобой, как верная собака, с которой ты привыкла играть? Если завтра ты охладеешь ко мне, Елена де Сассенаж, что со мной будет? Мне останется только оплакивать мои чувства к тебе и терпеть ненависть остальных служанок, которые не упустят случая отыграться на мне за все те привилегии, которыми я сейчас пользуюсь. Ты получаешь удовольствие, издеваясь надо мной, как это нередко бывает с людьми твоего ранга, но не жди, что я при этом стану целовать тебе ноги!
Их взгляды скрестились. И вдруг кочерга отлетела в сторону. Ударившись о стену, она соскользнула на сундук Альгонды, а оттуда с глухим стуком упала на пол. Филиппина обняла Альгонду и разрыдалась.
— Я не хотела! Не хотела сделать тебе больно! Я не понимаю, что со мной, почему я так жестоко обошлась с тобой! — пробормотала она, всхлипывая.
Альгонда замерла. Сейчас или никогда! Она должна заставить дочь барона прислушиваться к своим советам. Должна уже потому, что из них двоих оказалась более сильной. Филиппина должна повиноваться ей. От этого зависит будущее.
— Знаешь ли ты, почему Матье бежал? Раны и то, что из-за них случилось, здесь ни при чем. Он ушел, потому что твой отец уложил меня к себе в постель, совсем как ты сегодня, и я не оттолкнула его, хотя все это было мне отвратительно!
Филиппина села на постели — осунувшаяся, заплаканная.
— Мой отец сделал это?
— Ты думала, он лучше других? Он взял то, что ему принадлежит. Воспользовался своим правом сеньора. Ты бы обрадовалась, если бы мужчина, которого ты не любишь, принудил тебя к близости? Разумеется, нет! Ты бы стала кричать, что тебя изнасиловали, и обидчик поплатился бы жизнью за твою поруганную честь! Матье ушел, чтобы не дать волю своему гневу, иначе он рано или поздно нарушил бы закон и отомстил за меня. Он оставил меня, чтобы избежать соблазна убить своего господина. Наше главное различие, Елена, состоит в том, что я родилась в низшем сословии. Мои горести никого не волнуют. Я — ничто. Ничто! Тварь бессловесная, обреченная пресмыкаться перед тобой и исполнять все твои капризы! Такова жизнь. Мне надо бы ненавидеть тебя. Я же тебя люблю. Но никто не заставит меня отказаться от Матье и чувств, которые я к нему испытываю.
Во взгляде Альгонды было столько решимости и благородства, что Филиппина почувствовала презрение к себе самой. Она посмотрела на красную отметину на животе у Альгонды, и щеки ее стали такими же пунцовыми, как ожог. Она понурила голову, обуреваемая раскаянием.
