— Я не знала об этом! Ты права, отец повел себя недостойно перед лицом Господа! Ты не заслужила того, что он и я с тобой сделали!
Альгонда взяла ее за руку. Пальцы у Филиппины были ледяные, несмотря на то, что только что держали нагретую кочергу. Она поднесла их к своим губам.
— Забудем об этом, согласна? Изменить все равно ничего нельзя. Но если когда-нибудь ты усомнишься во мне, вспомни, что тебе предрекла Мелюзина. В самых страшных испытаниях я одна буду тебе верна. Клянусь, Елена, что так и будет! Я всем сердцем клянусь быть верной тебе!
Филиппина кивнула.
— Ты простишь меня?
— А ты — меня?
— За что же мне тебя прощать?
— Я не стану выходить замуж и оставлю моего ребенка, невзирая на осуждение и сплетни, потому что мне хочется верить — однажды, когда ты уже не будешь во мне нуждаться, Матье раскроет для меня свои объятия. Если ты сможешь оставить мне эту надежду, я буду принадлежать тебе душой и телом, так, как ты того захочешь.
Филиппина легла на кровать с ней рядом, не сводя глаз с ожога, по которому снова прошла еле заметная глазу волна.
— Никто не посмеет плохо говорить о тебе и об этом ребенке, Альгонда! А если кто-то попробует, то будет отвечать передо мной!
— Я не прошу о такой милости, моя госпожа! Я прошу, чтобы ты позволила нам, мне и Матье, жить, как мы всегда жили — как маленькие люди, на которых никто не обращает внимания.
— Если ты так хочешь, обещаю, что так и будет, Альгонда! Гореть мне в адском пламени, если нарушу обещание!
Альгонда повернулась и обняла ее. Их лбы соприкоснулись, потом — губы. Сначала нежно, потом — так, что захватило дыхание.
Глава 7
За последние полгода в жизни юного рыцаря Ангеррана де Сассенажа произошло множество событий.
На борту судна, которое следовало из Эг-Морта к Родосу, как они и договаривались с лейтенантом Гуго де Люирье, он присматривал за египтянкой, приговоренной принцем Джемом к смерти за измену. До сих пор потенциальному убийце, неразличимому в толпе остальных янычар, не представилось случая исполнить приказание своего господина: Муния почти не выходила из каюты, предоставленной в ее распоряжение капитаном. На ночь она запирала дверь на два поворота ключа и баррикадировала изнутри мебелью. Любой, кому удалось бы справиться с замком, наткнулся бы на это препятствие. Ссылаясь на нехватку места и собственный нелюдимый характер, Ангерран стал стелить на ночь свой матрац под лестницей, ведущей на палубу и располагавшейся недалеко от каюты Мунии. Сон у юноши был чуткий — он просыпался при малейшем шорохе, и это, должно быть, отбило у убийцы охоту предпринять ночную вылазку. Из-за обычной для осени непогоды плавание затянулось, и все же два месяца спустя без особых приключений (красно-белый флаг госпитальеров вызывал уважение даже у морских разбойников) они достигли цели.
Двенадцатого ноября 1483 года в полдень впередсмотрящий крикнул, что по левому борту — Родос. Ангерран за все время путешествия старался избегать общения с другими пассажирами, как франками, так и турками. Когда же мимо проходила красавица- египтянка, он просто кивал в знак приветствия, не более. Муния смотрела на него с тем же отстраненным безразличием, что и на остальных. Этот маневр своей целью имел ввести в заблуждение ее врагов: принц Джем ни в коем случае не должен узнать, что Ги де Бланшфор нарушил данное ему слово позволить убийце неверной жены сделать свое дело. Великий приор Оверни поступил так не из милости, а потому, что Муния заявила о своем желании принять христианство. Отныне он не мог отдать ее на растерзание туркам, не нарушив при этом святые заповеди своей веры. Ангерран явился как раз вовремя, чтобы вызволить Гуго де Люирье из дипломатического тупика.
И юный шевалье де Сассенаж был этому очень рад.
Когда его охватывала ностальгия и начинали одолевать воспоминания об Альгонде, которую он в очередной раз уступил Матье накануне их свадьбы, или о Филиппине, которая своим приданым и своим именем могла бы узаконить его статус бастарда, он заставлял себя думать о светло-карих глазах Мунии. Он любовался необычной красотой этой черноволосой женщины, с
