Перо понятия не имел, что делать с этой догадкой. Он был сбит с толку, и, если честно, он все-таки боялся. Нужно быть сумасшедшим, как отшельник в горах, чтобы не чувствовать страха. Совет Двенадцати мог арестовать любого человека вот так, ночью, и не было никакой гарантии, что знакомые ему или любящие его люди увидят его снова.
Никто из живущих людей его не любит, подумал он. Но, может, кто-то из его друзей, из тех, кто, как он надеялся, видел, как его увели, утром начнет задавать вопросы?
Почти наверняка не начнут. Серессцы, особенно бедняки, может быть, особенно бедные художники, убедились, иногда болезненным способом, что Совет Двенадцати не любит, когда ему задают вопросы или обсуждают его действия.
Сересса — формально свободная, чрезвычайно богатая, культурная, могущественная республика. О богатстве и культуре серессцев свидетельствуют их здания, площади, памятники, непрерывная деятельность возле порта и в Арсенале, где строят корабли. Они свободны от тирании короля или князя. Они избирают своих правителей (ну, самые богатые из них избирают самих себя в правители). Купцы здесь обладают статусом, которого не имеют больше нигде в мире. В Серессе легче возвыситься и приобрести влияние, несмотря на низкое происхождение, чем где бы то ни было.
Тем не менее это также таинственный, опасный, пугающий город. И дело не только в масках во время карнавала или в тумане, клубящемся вокруг. Нельзя подойти к дворцу герцога весенним утром и осведомиться о местонахождении друга-художника, которого — по неизвестной причине — увели ночью стражники.
Спросят твое имя. А тебе это ни к чему.
Стражники провели его по площади Джада к маленькой боковой двери дворца. Двое из них проводили его вверх по черной лестнице (не по Лестнице Героев с гигантскими статуями основателей Серессы, стоящими с двух сторон у ее основания).
На взгляд Перо и его друзей, два бородатых человека, изображенные здесь, возможно, и были героями, но скульптор явно им не был. Высеченные фигуры выглядели гротескными, слишком мускулистыми, имели лица, абсурдно лишенные всякого выражения. Их глаза выполнены грубо. Также предметом насмешек молодых художников стало то, что у одного из них, Серидаса, наблюдалась неполная эрекция под туникой.
Если она всегда такая, заявил один из наиболее остроумных друзей Перо как-то ночью, тогда у этого героя внизу недостает героизма, увы. Окрестные проститутки стали использовать имя «Серидас», называя им мужчину, страдающего таким же недостатком.
Все это было так забавно вспоминать. По-видимому, именно этот мир он покидал, шаг за шагом, когда они поднимались по темной лестнице. Здесь статуи отсутствовали. Сырые, каменные стены, окна-бойницы для лучников, истертые, скользкие ступени.
Идущий впереди стражник остановился, и Перо тоже. Стражник отпер дверь тяжелым ключом. Они вышли в красивый, ярко освещенный коридор с гобеленами на стенах.
Снова стражники, и еще кто-то — в очень хорошей одежде, с презрительными манерами, свойственными гражданским чиновникам высокого ранга.
— В таком виде вас вряд ли можно представить Совету, — фыркнул он, разглядывая Перо с впечатляющим для такого низенького пухлого человечка высокомерием.
— Иди в задницу, — ответил Перо.
На этом беседа закончилась.
Но он понял одну важную вещь: его хотят представить Совету Двенадцати. Ночью. Когда такое случалось, люди исчезали. Это безумие. Перо Виллани не принадлежал к людям, имеющим хоть какое-то значение.
Он попытался, совершенно безуспешно, представить себе, чего они могли бы от него хотеть. Долги отца с прошлого года? Выплачены! И Совет никогда бы не снизошел до такого пустякового дела…
Муж Читрани? Нет. Это тоже не то. Тот, если бы узнал, что произошло, просто приказал бы убить Перо, или кастрировать, или сунуть в мешок и отправить на галеру — любой способ отомстить мог прийти в голову аристократу. Но ничего подобного этому.
Чем бы это ни оказалось.
Они подошли к двойным дверям. Высокомерный чиновник еще раз бросил на Перо презрительный взгляд. Взмахнул рукой, и слуга распахнул двери. Перо Виллани вошел в палату Совета Двенадцати, в первый раз в жизни.
Он сам себе удивлялся. Он не ожидал от себя смелости в подобном месте, но он был сердит и напуган, и, по-видимому, эти эмоции могли стать причиной его неожиданного поведения.
Он быстро вошел в комнату, высоко подняв голову. Прошел мимо чиновника, который остановился для поклона. Перо не стал кланяться. Он остановился между двумя светильниками на подставках. А потом обрушился с упреками на герцога Серессы — тощего,
