— Это всего лишь испытание. И ты его выдержал. Теперь никто не тронет тебя.
— Тогда скажи, почему мне не отдают меч? Почему за мной постоянно следят? Кто правит этим городом? Только не говори, что жители делают это сами.
— Зачем тебе оружие и новые невзгоды? Ты хочешь вернуться в Явь из чистого упрямства. Вернуться, чтобы умереть от старости или от болезней. А в Нави ты будешь бессмертен.
— Навь — это бессмертие смерти. А мне нужна жизнь!
— Ты даже не знаешь, о чем споришь. Но — берегись! Если ты действительно решишь бежать из города, то тебя ожидают неприятности.
— Зря грозишь, — у Млыя пропал страх. — Я готов снова вступить с вами в битву. Верните меч!
— Так забери его, — безразличным голосом сказал Отшельник. — Но как только ты возьмешь в руки оружие, ты будешь обречен.
Отшельник отвернулся от него, и толпа послушно расступилась, освобождая ему дорогу.
Как только Отшельник пересек площадь и скрылся в одной из улиц, Млыя вновь окружили всюду следующие за ним зеваки.
— Ты знаешь, кто это был? — спросил Млый у калеки. — Разве Отшельники живут в вашем городе?
— Нет, но они сюда приходят. Их потому и называют Отшельниками, что они несут службу Эгере в одиночку. Их слушаются даже жрецы.
— И это все, что ты можешь мне сказать?
— Мы предпочитаем об Отшельниках не говорить. Они — сами по себе, мы — сами.
Только теперь до Млыя стали доходить слова, сказанные Сторожичем при расставании. Этот до боли реальный мир — все- таки созданный. Но не Мареной. Этот мир в мире — вотчина Отшельников. Он порожден их волей и чувствами. А он, Млый, оказался настолько слаб, что не почувствовал этого. Он сам, добровольно, попал сюда. Непонятным оставалось главное — как теперь избавиться от навязанной ему реальности? Мир чужих представлений разрушить можно. Но на что опереться?
«Забери меч!» Как расценить брошенную на ходу фразу? Как разрешение? Нет, все-таки как угрозу! Но ему, Млыю, угрожали уже столько раз, что он к этому привык. Если меч действительно можно взять, то он возьмет его!
В прошлый раз Млый дошел только до храмовых ворот и повернул обратно, теперь ему предстояло войти внутрь.
Не обращая внимания на проституток, которые не были все же назойливы настолько, чтобы он не смог от них отбиться, Млый вступил во внутренний двор. Сопровождавшая его толпа осталась почему-то снаружи, словно испытывала запрет или страх. Этому Млый ничуть не огорчился.
Колоссальный идол Эгеры-Марены навис над ним, заставил задрать голову, чтобы взглянуть в неподвижно-черные глаза, устремленные за горизонт. Рот богини был плотно сжат.
— Можешь ничего не говорить, — пробормотал Млый, скорее, чтобы подбодрить себя, чем действительно обращаясь к идолу.
Он обошел вокруг статуи, вытесанной из одного громадного ствола неизвестного дерева. Грубо обструганная поверхность отливала вороненой сталью.
Серп, зажатый в правой руке Марены, мало чем напоминал сельскохозяйственное орудие. Да это было и неудивительно, ведь она собирала не злаки, а жизни своих подданных.
— Ну, до меня тебе не добраться, — вновь тихо сказал Млый.
— Ты так считаешь?
Вопрос застал врасплох, Млый думал, что остался с идолом один на один, поэтому вздрогнул и обернулся.
Жрец — тот самый старик, которого он уже встречал неоднократно, — стоял около низкой храмовой постройки и внимательно наблюдал за Млыем. Только сейчас почему-то Млый обратил внимание, что за пояс у него заткнут такой же, как у Марены, серп, больше напоминающий ятаган степняков, приходящих с юга.
— А ты думаешь иначе? — вызывающе спросил Млый. Старик его раздражал, мало того — он его боялся, возможно не отдавая отчета в этом.
— Конечно! Никто не может избежать вечной жатвы. Но ведь ты пришел не для того, чтобы спорить со мной об этом.
— Я пришел не к тебе, — Млый вновь почувствовал, как заныло пораненное медведем плечо. — Я хочу знать, где мой меч!
— Меч больше не принадлежит тебе.
