А Мартин рассказал мне про Викторию. Заплетающимся языком читал стихи, посвященные ей, уверял, что никому никогда их не показывал. Гладил меня по спине, грел горячей рукой бедра, прикасался губами к шее и груди. Море смотрело на нас тьмой, и в ней виделся строгий лик богини, а лунная дорожка казалась укоризненно поднятым указательным пальцем.
– Знаешь, – произнес блакориец с сильным акцентом, – может быть, мы сможем забыть про них. Вдвоем.
– Возможно, – откликнулась я, кладя голову ему на плечо. – А если не получится?
Мы молчали.
Но были не одни.
Кое-как, поддерживая друг друга, добрели до моих покоев и рухнули в кровать, не сняв одежду. И заснули рядом.
Но не вместе.
Глава 7
Алина
Октябрьский дождик радостно и настойчиво стучал по стенам и окнам университета, словно сообщая, что он теперь надолго и уходить не собирается. Гигантские типаны, уже покрасневшие, но пока не сдающие листья осени, закрывали здание общежития своеобразным зонтиком, но студенты после занятий все равно бежали бегом – иногда вода-таки переполняла длинные листья-чаши, и они опрокидывались, освежая измученные знаниями головы.
Общая унылость и подавленность передалась и каменным глашатаям МагУниверситета – объявления они теперь давали в ритмах похоронного марша, беспрерывно зевали и вяло сплетничали, обсуждая прогульщиков и личную жизнь студентов. Алина иногда думала: откуда у них такая память? Что может поместиться в каменной доске, на которой изображено лицо? Однако камены знали весь преподавательский и студенческий состав по именам и не прочь были пообсуждать с интересующимися те или иные события.
Впрочем, если бы она была древней каменюкой, что бы ей оставалось делать?
Близкое знакомство с каменами состоялось в первый же день учебы. Алину угораздило прислониться спиной к стене коридора, пока она близоруко искала в рюкзачке салфетки для очков, и вдруг девушка с взвизгом отскочила – кто-то укусил ее за мягкое место. Проходящие мимо студенты старших курсов неприлично ржали, пока она, красная от смущения, искала взглядом виновника своего испуга.
Каменная морда строила невинные глазки, а вторая, напротив, глумливо причитала:
– Девушка, а девушка, обопритесь о меня тоже!
Столько веков не вкушал девичьего тела!
– А л-лома ты тоже не вкушал, поганец? – с мрачным обещанием припечатала Алинка. Смущение, как нередко бывало от попадания в неловкую ситуацию, сменилось злостью, и она, вытащив охапку салфеток, запихала их похабнику в рот. Тот мычал, отплевывался и пытался кусаться, но студентка была проворней. – А тебе, – она обернулась к гулко ухохатывающемуся кусачему лицу, – я завтра принесу клейкой ленты в подарок.
– Богуславская, зачем вы издеваетесь над уникальными магическими памятниками? – укорил ее шедший по коридору старенький профессор Левцов. – Я пожалуюсь вашему куратору. Ну что такое: как новый курс, так кто-то считает своим долгом в них что-нибудь запихать, разрисовать, приклеить!
– Может, им этого и хочется? – пробормотала пристыженная Алинка, но, к ее счастью, профессор не расслышал и пошел дальше, качая головой. Она же, вытащив одну салфетку из отплевывающейся пасти, все-таки прислонилась к стене, протерла очки и нацепила их на нос. Вот тебе и первое сентября. Дважды за день лажануться – это не каждому дано.
– Ну чего приуныла-то? – спросил кусачий. Ему приходилось орать через коридор и мельтешащих студентов, но камену это не мешало. – Ты давай у Аристарха кляп забери и нос не опускай, тут тебе семь лет волынку тянуть, наопускаешься еще.
Она еще злилась, но исследователь внутри взял верх над обидой.
– А по какому принципу вы устроены? – спросила Алина, доставая кляп и постукивая костяшками пальцев по доске вокруг кривящейся морды – искала пустоту, где может быть заклинание на свитке или заговоренный корень. – Я не понимаю, кто в вас
