выслушал указания и, тяжко вздохнув, пустил нас в ледник – длинное полутемное помещение, заставленное глыбами грязного магического льда, который помимо жуткого холода источал запах сотен трупов, лежавших на нем за годы.
При жизни граф Антонио де Барбасско был придворным антрепренером, чуть ли не министром культуры по местным понятиям. А еще он был чернокожим, чем сильно отличался от прочих влиятельных придворных. Являясь сыном предыдущего графа де Барбасско, потомственного арбализейского гранта, в матерях Антонио имел чернокожую служанку и был рожден вне брака. Однако маленькому ублюдку повезло – ведь он оказался единственным живым потомком довольно знатного рода, и старый отец признал его наследником.
На этом, видимо, везение Антонио закончилось. Несмотря на титул и унаследованную землю, никакого особого богатства он не получил. Пытаясь построить военную карьеру, в молодости мулат добровольно вступил в Арбализейский колониальный легион и отслужил в нем около десяти лет, прежде чем вернуться в метрополию. Именно после этого и началась его карьера антрепренера.
На службе он не только руководил всеми увеселениями арбализейского двора, но и работал с зарубежными артистами, зазывая их в Арадон. В частности, годами умолял Марию де Баланре оказать честь и дать хотя бы один концерт, но тщетно, божественная дива была матерью множества детей, которых не торопилась всецело доверять нянькам. Иронично, что она все-таки согласилась выступить в Арадоне, но не при жизни де Барбасско и даже не благодаря ему.
Ныне сей добрый муж лежал под грязным покрывалом и безмерно удивленно таращился в потолок. Он умер с открытыми глазами и успел околеть в таком виде, теперь веки было уже невозможно опустить.
– Множественные колотые раны в области шеи слева, сонная артерия разорвана в клочья, орудие убийства не раз и не два достигало шейных позвонков. Следов, указывающих на иные причины смерти, нет, зрачки расширены.
Я достал из внутреннего кармана маленький железный кулон в виде двух пятиконечных звезд, наложенных друг на друга таким образом, чтобы лучи их не совпадали. Несколько минут кряду над трупом звучали заклинания, но пользы процедура не принесла – кулон не шелохнулся.
– Признаков колдовского вмешательства нет. Ты закончила осмотр?
Себастина выпрямилась и сняла гоглы с системой увеличительных стекол.
– Никаких следов от возможных инъекций или следов, указывающих на распад плоти под воздействием яда, хозяин.
– Перчатки можешь выбросить прямо здесь. – Я не удержался и приложил к носу слегка надушенный платок. Определенно руководящая должность избаловала меня. Раньше, бывало, по пояс в крови и дерьме увязал – и ничего, не морщился. – Идем.
Мы двинулись к двери, но на полпути я замер, услышав нечто. После стольких тренировок с Инрекфельце, после тысяч упражнений, направленных на обострение инстинктов и органов чувств, я стал неплохо слышать сквозь двери, стены, полы и потолки. И вот мой слух сообщил, что там, за дверью, происходило что-то странное.
– Ты слышишь?
– Да, хозяин. – Себастина от природы слышала лучше, чем я когда-либо смогу. – Кажется, это квохри[36].
– Кто-то поет, приказывает кому-то встать… и…
Подсознание, как всегда, сработало раньше сознания, выводы были сделаны, я вновь вынул цепочку с амулетом, который тут же начал метаться на ней как пес, пытающийся сорваться с поводка.
– У меня в револьвере только обычные пули, доставай тесаки.
– Слушаюсь, хозяин.
– Продвигаемся к двери, сейчас они…
И это началось. Сначала мертвецкая наполнилась неясным бормотанием и постаныванием, которое будто подпевало веселой песне, раздававшейся из прозекторской. Неизвестный весельчак громко подвывал и смеялся, приказывая им встать, и они повиновались. Неловкие из-за окоченения трупы поднимались на ледяных глыбах, срывали с себя грязную ткань и шарили в полумраке. Нас они не видели, ибо были слепы, зато могли слышать.
Я по привычке взвел курок, и ближайший мертвец, издав рокочущий вой, зашагал к нам. Остальные развернулись на зов. Несколько секунд это было даже забавно – толпа мертвецов, схваченных трупным окоченением, пыталась бежать неловкими расшатанными рывками. Они падали, задевая друг друга, спотыкались, падали вновь, но упрямо вставали и двигались дальше.
Шесть выстрелов – шесть лопнувших голов, стреляные гильзы выпали на пол, патроны мгновенно запрыгнули в каморы, движение кистью – барабан занял положенное место. Шесть выстрелов – шесть лопнувших голов. Себастина двигалась к двери, рубя тех, что нападали с ее стороны, я же отправлял в цели пулю за пулей, ведя счет оставшимся патронам. К счастью, без голов
