– И когда ж такое случилось? Помнишь?
– Давно, – пожал плечами Остап. – Я тогда еще джурой был. А у деда волос черный.
– Гм… – Василий поскреб подбородок, но ус теребить не стал, занялся мушкетом. – Стало быть, лет пятьдесят минуло… примерно. Интересно… Уж не тот ли это обоз, что кошевой гетману Свирговскому отправил, но ни к полковнику Ганже, ни к самому гетману он так и не дошел?.. Доберемся на Сечь, надо будет скарбничему сообщить – негоже добру пропадать. Да и Феська Покотила отбелить посмертно. Многие тогда нарекали, что кошевой нарочно гетману подмогу не выслал. Из-за чего тот и погиб под Килией. А оно вон как вышло…
Говоря все, это казак осмотрел мушкет и вскрыл один из малых бочонков. Сунул руку внутрь и недовольно поморщился.
– Отсырел… Не будет толку…
Вскрыл второй, третий, четвертый…
– Что такое не везет и как с ним бороться? – прокомментировал я выражение его лица. – Совсем не годится?
– Сушить надо…
Я поглядел на тянущиеся вдоль стены полки и скорее наобум, чем по здравом размышлении, предложил:
– Погляди самый дальний и верхний бочонок. Воздух в пещере не затхлый. Значит, есть сквозняк. Может, там наверху и поодаль не так влажно, как у входа?
Этот крайний бочонок Василий открывал не спеша. Показалось даже, что он сперва прошептал молитву. А может, и не показалось.
– Есть! Сухой! – от радости казак забыл, где мы находимся, и запустил такое эхо, что всех тут же обдало комьями земли и струйками песка, посыпавшимися с потолка.
– Потише нельзя? – шикнул на него Каленый. – Если завалит, не откопаемся. И провизии тут никакой нет. Я припасы в другом месте храню. Там посуше будет.
– Молчу, молчу… – Василий едва не приплясывал. Что было совершенно для него не характерно. – Живем, Петруха. Теперь нам сам черт не брат… Сейчас, сейчас…
Запорожец быстро нашел на полках все, что нужно: пули, пыжи, фитили… Умело и сноровисто зарядил сразу десяток мушкетов и перенес поближе к выходу. Потом зажег несколько факелов, вставил их в специальные крепления, приделанные к стеллажам – сразу стало гораздо светлее и уютнее. А один сунул мне.
– Становись сзади. Как выстрелю – поджигай фитиль и подавай. Только не торопись. Если бабахнет внутри, точно не выберемся. Уразумел?
– Да.
– Ну, тогда и начнем, Богу помолясь!.. Приходи, кума, любоваться…
Полупуд пристроился за баррикадой. Упал на нее грудью и так далеко высунул мушкет наружу, что показалось, будто вообще выбросил. Громыхнул выстрел, и снаружи раздался визг подранка. Василий быстро вскочил, одним рывком сдвинул в сторону преграждающий щель куль, встал в проходе и требовательно протянул руку.
Вовремя. Я же поджег фитиль сразу, как бабахнуло. Второй выстрел был прицельнее первого, поскольку в ответ раздался только многоголосый лай. О том, что казак мог промахнуться, даже не подумал.
Да и некогда было. Разряженный мушкет упал под ноги, и я всунул в ладонь запорожца третий самопал.
Бабах! Четвертый… Бабах!
Пятый… Шестой…
– А чтоб тебя! – запорожец попятился, пытаясь ногой отпихнуть наседающего пса. Совсем чуть-чуть не хватало тому места, чтобы изловчиться и цапнуть Полупуда за стегно. – Да отцепись же ты, холера.
Судя по всему, казаку опять было не до мушкета, а запал уже тлел. В общем, размышлять некогда. Я присел, примерился и, когда пес опять кинулся вперед, сунул ствол ему в пасть. Тот, не разобравшись, вцепился в него зубами и рванул к себе. Я не стал сопротивляться, напротив подался вперед, пытаясь вытолкнуть мушкет из пещеры как можно дальше. Почувствовал пес что-то или нет, но в последнюю секунду перед тем, как грянул выстрел, я успел увидеть его глаза. Не грустные, как обычно у собак, а почти белые от лютой ненависти.
Бабахнуло здорово. Но, к счастью, как и прежде, почти снаружи. Зато приклад подпрыгнул и засветил в лоб.
Очумело мотая головой, чтоб избавиться от легкой контузии и избытка впечатлений, я снова занялся самопалами. Седьмой… Восьмой… Или какой там…
– Стой! – Василий попятился назад. – Хватит. Не прикуривай. Да стой же ты, чудило… Вот, черт!
