словечки подбирала, все норовила ужалить побольнее… Тот вечер волею судьбы свел их вместе. Они вынуждены были провести ночь под одной крышей, пусть и в разных концах большого дома. Она всю неделю измывалась над ним, а в тот день особенно. Полночи он пил с товарищами, стараясь вином затушить пожар души, а потом решился. Резко встал, чуть не опрокинув стол, и, обведя мутным взором помещение, твердым быстрым шагом направился на балкон. Даже в дверь попал с первого раза, лишь слегка повредив локоть о дверной косяк. Спец не знал, где она находится, но чувствовал, что идти надо именно туда. Его трепещущее сердце бежало впереди, не позволяя помутившемуся сознанию потеряться в лабиринтах особняка. На балкон он не вошел – ворвался, едва не сорвав дверь с петель. Она стояла в углу, пристально всматриваясь в начинающее сереть небо. На грохот двери резко повернулась. В глазах промелькнул страх и еще что-то непонятное, но почему-то до судорог волнующее.
– Ты? – лишь успела произнести она.
Он не ответил, медленно подошел и схватил ее за руку. Она попыталась высвободиться, но он был намного сильнее. Могучим рывком притянул ее к себе, сжал плечи как тисками с такой силой, что с ее губ сорвался непроизвольный стон.
– Уйди. Убери руки.
Он захохотал, с наслаждением прижал ее к стене, чувствуя свою полную власть. Она беспомощна как овца, что ведут на веревке. Он сделает с ней все, что захочет! Спец приблизил свое лицо и взглянул ей прямо в глаза. Взглянул и утонул в них. В горле застрял горький ком. Дыхание сбилось. По телу пробежала жаркая волна. Руки сами по себе ослабили хватку. Он тонул в колдовских озерах ее глаз и понимал, что уже не сможет выбраться назад. Он даже не почувствовал, как его губы приближаются к ее губам, как от его грубых ласк ее губы набухли и вздулись как спелые, нагретые на солнце вишни, как она обмякла и по ее телу прошла сладкая дрожь.
Он с огромным усилием, словно разрывая толстые цепи, отстранился и с удивлением обнаружил, что пальцы его правой руки нежно держат ее голову, словно она могла сломаться от неосторожного движения, а пальцы левой осторожно и ласково касаются ее покрытой румянцем щеки, гладят выбившиеся локоны.
Ее дыхание остановилось, руки слабо пытались оттолкнуть, но замерли на его груди. Она молчала, но слова были не нужны. Ее глаза сказали все. Он вновь приблизил свое лицо, коснулся губ бережно, нежно. Сердце бешено колотилось, разгоняя горячую, как раскаленная лава, кровь… Захотелось схватить ее, бросить на пол, сорвать одежду и взять немедленно, жестко, полностью отдавшись животной страсти. Но он не мог себе позволить обидеть ее, а потому, стиснув зубы, давил разгоревшийся в теле пожар, держал ее в руках аккуратно, как ребенка, как бабочку с хрупкими крылышками.
Она ответила сама. Прильнула к нему, ухватилась обеими руками и поцеловала долгим страстным поцелуем. Мир исчез. Время остановилось. Осталось только сладкое наваждение, что разлилось по всему телу, бездумное, светлое, чистое. Его нельзя стряхнуть, ему нельзя противиться, ибо оно и есть Любовь.
Он уже не мог остановить ни своего рта, жадно пожирающего ее тело, ни своих рук, срывающих одежду… Ее губы стали слаще, нежнее. Он чувствовал ее упругую грудь, бархат ее волос, аромат кожи, теплое, податливое тело. Она была как воск в его горячих ладонях, что с готовностью принимает ту форму, которую пожелают его руки. Жаркая летняя ночь качалась на каблуках, стирая все, что было до этого дня.
Из сладких воспоминаний Спеца вырвал неожиданно оживившийся Санек. Он вскочил и начал суетливо мерить ногами пространство, мотаясь взад-вперед около Дока и Морро.
– Сядь, не мельтеши, – лениво сказал ему Морро. – А если энергию девать некуда, помоги вон дрова таскать, недолго осталось. Через час рассветет.
– Не могу, – ответил Санек. – Камень не пускает.
Его немного пошатывало, голос был резким и каким-то дребезжащим, глаза стали безумными, зрачки расширились, не оставив места радужке.
– Не понял, – удивился Морро. – Кто тебя не пускает? Куда?
– Он не пускает.
Санек указал на булыжник с остатками мозгового вещества Дрона.
– Это почему? – удивился Спец.
– Страшно, – искренне ответил Санек.
– Так ты не бойся, Морро тебя проводит. Правда, Морро, поможешь Саньку?
Морро состроил страшную рожу и знаком показал, что Санек все-таки свихнулся.
– Не помог спирт, – грустно констатировал он. – Зря такой продукт перевели. Что мы теперь папаше скажем?
Потом подошел к Саньку, взял его за руку и произнес тоном, с которым врачи обращаются к маленьким детям:
