Получил письмо от матушки. Она осторожно напоминает мне о моем обещании провести неделю с нею в Клесси. Она права: что я делаю в Париже? Веду самую пустую и бесполезную жизнь. Мне стыдно того, что я каждый вечер записываю в эту тетрадь Нероли. Она наполняется перечнем незначащих фактов. Увы! Если бы я записывал сюда мои мечты, какое меланхолическое отчаяние нагромоздилось бы здесь! Никогда еще я в сердце не чувствовал подобной пустоты; но в этой пустоте какое пламенное желание любви еще живет! А между тем после разрыва моего с Жюльетой я дал себе слово обречь себя на одиночество.
Бедная Жюльета! В чем могу я упрекнуть ее? Она не давала мне клятвы ни в вечной любви, ни в вечной верности. Она отдалась мне простодушно и порвала чистосердечно. Делаясь моей любовницей, она отлично знала, что приятна мне; перестав быть ею, она не думала, что причиняет мне живое огорчение. В обоих случаях ей казалось, что она поступила так, как этого требовала жизнь. В чем мне упрекнуть ее? Напротив, не обязан ли я ей несколькими очаровательными воспоминаниями? Тетрадка Нероли имеет полное основание сохранить некоторое из них, так как именно в Сиене я встретился с Жюльетой П.
Действительно, как раз в Сиене друг мой Роберт Нераль познакомил нас. Жюльета путешествовала без мужа, в сопровождении старой горничной. С самого начала она мне понравилась. Она была весела, естественна, красива. На следующий день она должна была покинуть Сиену, и мы условились встретиться в Вероне, где она собиралась провести неделю, может быть, и больше. Я притворился, что Верона входит в план моего путешествия. На самом деле я уклонился от раньше намеченного пути. Г-жа П. не могла заметить этой уловки, но не выразила удивления, а, наоборот, по-видимому, была рада счастливому случаю, дававшему нам возможность вскоре увидеться снова.
Из Вероны я и г-жа П. поехали на день в Виченцу. Мы хотели осмотреть виллу Вальмарана. Я помню, что в тот день стояла серая и теплая погода. Экипаж поднимался по дороге к Мадонне-дель-Монте, по которой надо ехать на виллу. Старая Софья, служившая нам прикрытием, сидела на скамеечке против нас. Она смотрела на нас с сожалением, так как ей казалось необыкновенным сумасбродством беспокоить себя для того, чтобы посмотреть на старые камни и на дома, где мы никого не знаем. Присутствие ее нисколько нас не стесняло. У меня и г-жи П. совсем не было вида влюбленных. С первой нашей встречи между нами установился тон товарищеский, очень простой и непринужденный. Роберт Нераль предупредил меня в Сиене, что не стоит добиваться от г-жи П. чего-нибудь большего, чем дружба. Она путешествовала по Италии, поджидая мужа, который по делам должен был пробыть довольно долгое время в Албании. Она очень любила этого мужа, по словам Нераля. который прибавлял: 'В конце концов, он гораздо более красивый малый, чем ты и я'. Я его таким и представлял себе, а отношения между мною и г-жою П. были отношениями двух французов, встретившихся за границей, которым приятно поделиться впечатлениями и которые не прочь скоротать вечера в гостиницах за небольшим разговором. При таких условиях я и принял общество г-жи П. и со спокойным сердцем ехал рядом с нею к вилле Вальмарана.
Во время нашей прогулки нам угрожала опасность быть вымоченными. По мере того как мы подымались, небо темнело, и, когда мы доехали до виллы, капли начали падать на каменных карликов, смешные фигуры которых украшают садовую стену и заканчивают колонны портала. Карлики эти, комично горбатые или смешно приземистые, одетые по моде XVIII века, очень забавляли г-жу П., так что мы со смехом последовали за сторожем. Вилла была необитаема, и сторож без всякого затруднения позволил нам войти внутрь. Очаровательные фрески Тьеполо, такие живые и свежие, служат украшением этих комнат, обставленных современной мебелью. Отдав достаточно внимания похождениям Ринальдо и Армиды, мы вышли в сад и собирались направиться к экипажу, как вдруг сторож открыл нам дверь низкого строения, находящегося недалеко от выхода.
Здание это, что-то вроде оранжереи, состоит из длинной галереи, в которую выходит известное количество комнат, более или менее меблированных, украшенных фресками Тьеполо. Посреди галереи на палке, оба конца которой положены была ни спинках двух стульев, подвешены были великолепные гроздья винограда. Старая Софья пришла в восторг от этого образчика превосходного сбора и осталась любоваться им в обществе сторожа, с которым завязала разговор. Покуда они болтали, мы с г-жою П. продолжали осматривать комнаты. В них не было ничего особенно примечательного, и фрески, украшавшие их, по большей части не принадлежали кисти Тьеполо. Одна все-таки задержала наше внимание. На ней изображен был сад, в котором резвились персонажи карнавала. Посередине стояла венецианская дама, вся в белом шелке, с плечами, покрытыми черною шелковою баутою. В этой даме с белой венецианской маской было что-то очаровательное и загадочное. Какое лицо скрывалось за этим легким картоном? Мы никогда не узнаем этого! Была ли она красивой или безобразной, эта дама с маской?
Продолжая разговор, мы облокотились на подоконник открытого окна. Из него виден был сырой и мягкий осенний пейзаж. Давно уже сбиравшиеся тучи теперь обильно изливались. Было слышно, как стекал дождь с ослабевших листьев с печальным шумом. Старая Софья со сторожем продолжали в галерее оживленную беседу. Иногда наступала минута молчания, и запах плодов и листьев наполнял теплый влажный воздух. Вдруг непроизвольным движением мой локоть задел за локоть г-жи П. Мы взглянули друг на друга. У меня было впечатление, быстрое, ясное, волнующее, что с лица Жюльеты упала маска. Лицо ее представилось мне как лицо нового другого существа. В эту минуту я понял, что Жюльета совсем не та Жюльета, которую описывал мне мой друг Нераль, и с той поры мне стало ясно, что наши губы когда-нибудь соединятся!… Но старая Софья разыскивала нас, и мы снова прошли мимо фрески с маскированной дамой. Когда мы вышли в сад, мне казалось, что каменные карлики и карлицы ехидно паясничают под ливнем, который стегал их горбатые спины.
28 февраля
Каково было сегодня мое удивление, когда, проходя к Антуану, я встретился на дворе особняка на набережной Малакэ с Жерноном! Да, да, с Жерноном, в его меховом кашне и соломенной шляпе! Старый Лука почтительно раскланивался с ним, как с завсегдатаем дома. Скоро я узнал объяснение этой встречи от самой г-жи Брюван. Она довольно часто видается с Жерноном, с которым познакомилась у своих старых друзей Сюбаньи и к которому издавна относится с большим почтением. Г-н Сюбаньи первый способствовал светской метаморфозе Жернона. Он уговорил его посещать некоторые салоны и выйти из затвора, в котором тот так долго пребывал. Жернон последовал советам г-на Сюбаньи. Но г-н Сюбаньи никак не мог убедить Жернона отказаться от его соломенной шляпы и мехового кашне. Жернон наотрез отказался. Может быть, он и прав. В свете любят оригиналов, и несколько комический оттенок придает остроту заслугам. Сама г-жа Брюван не так уважала бы Жернона, будь у него руки безукоризненно чистые.
Вот уже неделя, как я у матушки в Клесси-ле-Гранваль. Еще раз я стал вести там образ жизни такой, как всегда, когда я туда приезжаю.
В Клесси я занимаю всегда одну и ту же комнату. Она довольно поместительна и находится во втором этаже. Толстая балка, замаскированная штукатуркою, выпукло пересекает потолок. Стены оклеены белыми обоями с цветочками. Они, кстати сказать, уже не так белы и цветочки выгорели. Пол штучный, потускневшего красного цвета, не неприятного на вид. Кровать, по старой моде помещенная в нише, стиля ампир, но деревенского ампир, без бронзовых украшений. Единственным украшением ей служат четыре античные урны красного дерева, поставленные на четырех столбиках по углам. Постельное белье превосходное и тонкое. Пуховики взбиты и набиты мягчайшим пухом. Простыни из очень тонкого, обношенного полотна и хорошо пахнут стиркой. Таких простынь нигде не встретишь, кроме как в провинции у старых хозяев. Только в провинции можно увидеть и часы вроде тех, что стоят на камине. Они алебастровые в виде межевого камня, с золоченым циферблатом. Они как будто из сахара, но в слащавой
