– Какие привязанности в твоем возрасте! – продолжал он с молчаливого согласия матери. – Мы дали тебе доучиться, терпели твои выходки. Мы знали, что рано или поздно ты опомнишься, когда поймешь, что без помощи и поддержки не добьешься ничего!
Вся предыдущая доброжелательность, показное желание ее понять улетучилось, как аромат увядшего цветка. Отец снова стал прежним, несгибаемым. Лицо матери окаменело.
– Ты зря ищешь мигрантов по всему кораблю, зря выспрашиваешь про установку ретросдвига, – заявила она. – Отсюда пути назад для тебя не будет. И «Пионер» при повторном вылете в наш мир тебя не заберет. Даже не надейся!
– Семья воссоединилась, ты будешь жить на Нибиру и точка, – припечатал Леонид Алексеевич. – Нечего бродяжничать!
Дора отвернулась от них. Грустно. Она почти поверила, что они изменились, что она сама изменилась! Нельзя так крепко держать других, нельзя ломать порывы и комкать мечты!
А ведь она тосковала по ним, чувствовала себя виноватой, плакала. Но теперь…
– Спасибо, что сообщили сразу, что считаете меня недееспособной. – Она сама удивилась своему спокойному тону. Было легко и впервые за одинокие годы по-настоящему свободно.
– Еще спасибо скажешь, – пообещал отец, подавая руку матери. – А тебе я сколько раз запрещал в земле копаться? В твоем положении можно только наблюдать и гонять работников! – Его внимание переметнулось на Александру Михайловну.
Дорофея проводила их до двери, перевела дух и принялась собираться на работу. Чтобы понять, как здесь все устроено, и верно спланировать и осуществить побег, следовало стать винтиком большой системы.
На «Пионере» Дора активно знакомилась с техниками и механиками всех мастей, выспрашивала детали, часами изводила себя медитациями, силясь докопаться до памяти Дельты, выбрать из нее все касающееся установки ретросдвига. Кажется, что-то даже начинало получаться.
Отец верно подметил, она искала любые лазейки назад, расспрашивала всех людей хоть с каким-то явным даром. Но те, кто признался, что некогда пересекал границы миров, ничем не могли помочь девушке. И она им верила.
Крошечная бусинка Нибиру в иллюминаторе росла и наливалась синевой с каждым днем. Все, что досталось Доре от Дельты, ликовало, рвалось туда, мечтая покорять новые земли. А юная Иванова проклинала собственный авантюризм, давнее желание сменить уютную Землю-56 на мир Первых Пилигримов, то, что купилась на посулы Роберта. Звезды услышали ее желание и жестоко пошутили, забросили сюда.
Но Дора не позволяла себе опускать руки, нашла работу в компьютерном центре мелким техником.
– Дорка!
Усатый программист с рыхлой бледной кожей заглянул в ее уголок между ящиками, громоздящимися почти до потолка.
Девушка просиживала там по шесть часов на дню, ковырялась в электросхемах простеньких, похожих на пауков роботов размером не больше кошки. Всего-то и надо было, что свинтить сверху крышку и переключить по заранее распечатанной схеме провода, ввести несколько команд на миниатюрном дисплее и сменить пару плат памяти. Чего ждать от фабричных роботов после таких манипуляций, Дора не ведала. Но «обогащала внутренний мир» как минимум двумстам «паукам» в день.
– Дорка, – повторил программист. Девушка все время забывала его длинное заковыристое финское имя, поэтому звала просто Кузей. – Тебя капитан просит на мостик.
Просит!
Отец ждал от дочери взрыва, споров, а получил лишь молчаливую попытку свести общение к минимуму и потому грозился рассказать все капитану. Значит, не просто угрожал. Что ж, ей ли бояться Теней и Вестников?
Она выбралась в длинный коридор, точно выточенный из белого мрамора, поднялась на гравитационной платформе в длинную галерею залов для отдыха и занятий спортом, добралась до следующего лифта. Она не уставала поражаться красоте оформления общих помещений, хотя ненужные здесь камень и дерево заменял многофункциональный пластик.
Вот и знакомое помещение с прозрачной стеной. Спиной к девушке у стекла (или все-таки у экрана?) стоял высокий человек с земным именем Ронг Ван и неотрывно смотрел на набухающий золотом солнечный диск, на синюю бусинку Нибиру.
– Своим желанием оставить нас ты ослабляешь мое влияние. Ты медиум и невольно будишь в других сомнения.
Он не торопился оборачиваться. Но Дора, вернее, Дарья Фелисия помнила – чтобы видеть, Вестникам глаза не нужны. На светло-зеленых свободных одеждах, длинных, точно ряса священника, мерцали разноцветные искорки.
– Спасибо, что цените мнение экипажа и прислушиваетесь к моему отцу!
Поражаясь собственной решимости, Дорофея прошла в комнату, уселась на красный диван рядом с круглым белым столиком, выбрала из хрустальной вазы самое крупное яблоко и впилась в него зубами.