– Анна где-то там, – сказала ей Джулия. – Моя маленькая девочка потерялась в огромном мире. Даже не могу тебе передать, что я сейчас чувствую, думая о том, как она страдает.
– А я даже не могу этого представить, – ответила Джилл. – И не хочу. Она вернется, Джулия, ты только верь.
– Это ведь моя вина. Если бы я тогда не опоздала…
– Ты ни в чем не виновата, – перебила ее подруга. – Ни в чем! Это был сбой, дурацкая случайность. И потом, ты не знаешь, что бы могло случиться в противном случае. Мы все постоянно ошибаемся, Джулия.
– Не могу перестать об этом думать. В голове только и крутится: «Если бы…» Если бы я зарядила сотовый… Если бы ушла с работы пораньше… Может, ничего бы и не случилось? Ужасно жить с таким грузом на душе.
– И не говори, – покивала Джилл. – Но это не то же самое, что быть виноватой. Ты не в ответе за дела какого-то подонка, похитившего твою дочь. Все эти «если бы да кабы» существуют всегда, Джулия. Всегда-всегда. Но заруби себе на носу: твоей вины в случившемся нет, и точка.
Похоже, Джилл действительно в это верила. Одно плохо: Джулия не могла с ней согласиться.
– А теперь, – продолжила Джилл, – у тебя есть шанс уладить проблему. Давай-ка, начнем готовиться к твоей пресс- конференции.
В полицейском участке Джулию и Брайана встретила инспектор Уинн, провела к себе в кабинет и жестом предложила присесть.
– Кое-какие новости у меня есть, – сказала им она, – хотя их не так много.
Инспектор облокотилась на стол, сжав пальцы в замок. На столе ничего не было, ни единого листочка.
– Полицейские с собаками работали всю ночь. Сразу должна отметить, что собаки великолепно обучены, однако следов они не нашли.
– И что теперь? – спросил Брайан.
– Продолжаем поиски. Что-нибудь всегда может обнаружиться: обрывок одежды, туфелька, учебник. И еще… – она немного замялась. – Утром мы задействовали команды водолазов, они обшаривают окрестные водоемы: каналы, пруды, реку.
Джулия почувствовала головокружение, перед глазами замелькали звездочки. Она моргнула, отгоняя видение маленького, покрытого тиной тельца, выуженного из илистого протока. Покачнувшись, она вцепилась в сиденье стула, чтобы не упасть.
– С вами все в порядке, миссис Краун? – поинтересовалась Уинн.
– Да, – ответила Джулия, покривив душой. – Мне просто нужно немного прийти в себя.
– Хотите чаю или кофе?
– Лучше кофе. С сахаром, если можно.
– Я вас понимаю, – сказала Уинн, вставая. – Мне очень жаль, мистер и миссис Краун, действительно жаль. Поверьте, мы делаем все, что можем.
Джулия верила. Оставалось только надеться, что этого будет достаточно.
Уинн повела их по ярко освещенному коридору. Перед массивной дверью она остановилась и повернулась к супругам.
– Вы готовы? – с профессиональным спокойствием спросила она и, не дождавшись ответа, прибавила: – Не волнуйтесь. Все будет хорошо.
С этими словами инспектор распахнула дверь и пропустила их внутрь.
Комната оказалась небольшой, но забитой под завязку. На длинном столе – четыре стакана с водой и четыре микрофона, рядом – четыре стула. Народу было не протолкнуться. Джулии сделалось плохо при мысли, что все эти люди пришли сюда за новостями об Анне. Все складные пластиковые стулья, стоявшие рядами, были заняты, те, кому не хватило места, толпились в проходах. В дверях, ведших на улицу, тоже был народ. Едва они втроем вошли, гул голосов смолк. Через какую-то секунду затишье сменилось шквалом фотовспышек и треском затворов фотоаппаратов.
Дурнота отступила, и Джулия почувствовала удивительную отстраненность. Она словно бы превратилась в актрису, играющую роль в пьесе. И вот в чем был фокус – Джулия помнила, как сама видела подобные «пьесы», ощущая эмпатическую дрожь:
–
Но все быстро меняется. Ты внезапно обнаруживаешь, что сама стала частью событий, они происходят, независимо от твоей воли, и вот уже вся твоя жизнь – пошла вразнос.
