отбрасывает его, однако лезвие успевает чиркнуть мне по бедру, пропороть ткань и задеть кожу. Внутри меня бурлит тьма. Я черпаю силу в ярости Данте. Становится легче.
– Предательница, – шипит он, наставляя на меня кинжал. – Энцо надо было тебя прикончить сразу же, как ты у нас появилась.
– Я не сделала вам ничего плохого! – кричу я ему. – Я им ничего не сказала.
– И ты думаешь, я тебе поверю? – кривится Данте, поигрывая кинжалом.
– Сначала выслушай меня. Я никого не выдала. То, что ты видел в праздник Веснолуния…
Данте презрительно кривит губы:
– Я прекрасно знаю, чтo я видел. И давно ты начала доносить Терену на нас?
– Я не доносила ему! Он нашел меня… месяц назад… пришел на представление во Двор Фортунаты.
Не знаю, как рассказать Данте об этом, чтобы не выставить себя виноватой.
– Месяц назад? И ты никому не сказала? Тебе не кажется это подозрительным?
– Я боялась, что вы… не так меня поймете. И потом, моя сестра…
Данте морщится. Ему противно находиться рядом со мной.
– Я с самого начала знал, что ты никчемность. Зря я не вырвал твой поганый язык, который умеет только врать.
Мне становится тяжело дышать. Слова тоже даются с трудом.
– Ты должен мне верить. Я Терену ничего не рассказывала.
– И про Турнир Бурь не говорила?
– Я…
Данте щурится, готовый плюнуть мне в лицо.
– И Раффаэле властям ты тоже не выдавала?
Что? Я не ослышалась?
– Раффаэле не вернулся?
Задав вопрос, я уже знаю ответ. Раффаэле не было на празднике. Энцо уже тогда беспокоился. А с тех пор прошло… Нет, только не он.
Неужели Раффаэле – первая жертва? Мне страшно об этом думать.
Воспользовавшись моим замешательством, Данте сбивает меня с ног и прижимает к грязным камням мостовой. У меня не хватает сил на сопротивление. Виолетта сдавленно вскрикивает.
– Сейчас ты пойдешь со мной к Энцо, – рычит он.
Его пальцы больно сдавливают мне шею. Наверное, он бы охотно задушил меня.
Я должна сама говорить с Энцо. Наедине. Вот только согласится ли он меня слушать?
– Теперь ты за все ответишь, гнусная предательница.
Эта отцовская фраза снова и снова звучит у меня внутри, возвращая меня на рыночную площадь Далии в ночь его гибели. Я вспоминаю разговор Данте с Энцо. Тьма, копившаяся у меня внутри с момента ухода из подземелья, отчаянно требует выхода. Ее питают страх и ненависть Данте, ненависть инквизиторов, леденящий ужас их жертв. Вскоре я перестаю видеть Данте. Надо мной склонился мой отец. Его губы кривятся в мрачной ухмылке.
Довольно! Я хватаюсь за нити силы. Их вдруг появляется столько, что от притока силы у меня начинает кружиться голова. Раффаэле учил меня создавать иллюзии прикосновения. Он показал мне, как это делается. Сумею ли я все сделать сама? Должна суметь. У меня просто нет иного выхода.
Я скалю зубы и даю выход своему гневу.
На какое-то мгновение – жуткое мгновение – я вижу все нити силы, соединяющие Данте со мной. Они тянутся от меня к его болевым точкам. Инстинктивно я хватаюсь за них и отчаянно дергаю.
Данте вдруг пятится от меня. Освобождает мою шею. Я торопливо глотаю воздух. У Данте округляются глаза. Он вдруг бросает кинжал и истошно кричит. Этот крик меня приятно будоражит. Я дрожу всем телом.