сестра буквально сидела на силе, которая позволила бы ей управлять другими. В моем мозгу проносятся сотни возможностей применения дара Виолетты.
– Ты такая же мальфетто, как и я, – шепчу я ей. – Ты мальфетто из Молодой Элиты.
Виолетта отводит взгляд. Вид у нее пристыженный.
– Как ты могла столько лет скрывать это от меня? – От гнева мой голос становится хриплым. – Почему я должна была страдать одна, а ты лишь смотрела?
– Потому что я боялась! – раздраженно отвечает Виолетта. – Я не хотела тебя смущать. Я знала, какая жизнь меня ждет, если отец узнает о моих способностях. У тебя были свои средства защиты, у меня – свои.
Я вдруг понимаю: Виолетта вовсе не так проста, как я привыкла думать. Милая, наивная девочка. Я приклеила к ней этот ярлык и поверила, что так оно и есть. Оказалось, не так. Образ милой, наивной девочки был ее щитом. Возможно, она с ранних лет четко знала, чтo делает и зачем. В отличие от меня, она оттесняла людей. Она защищалась от них, заставляя себя любить. Когда тебя любят, с тобой хорошо обращаются. И потому Виолетта играла роль послушной отцовской дочки… на моем фоне.
– Я видела, как отец относится к тебе, – тихим голосом продолжает она. – Аделина, я боялась. Мне казалось, что отец меня любит… Как я могла ему сказать? Иногда я воображала, что говорю ему: «Отец, я тоже мальфетто. У меня не пострадало лицо. Но я умею отбирать у Аделины ее особую силу, а потом возвращать обратно». Пойми, я была слишком мала и боялась лишиться отца. И тогда я себя убедила, что я вовсе не такая. Раз у меня нет отметин на теле, значит я не мальфетто. Думаешь, мне не хотелось рассказать тебе? Но я знала: ты сразу начнешь что-нибудь выдумывать. Проверять. А закончится тем, что отец раскроет нас обеих.
– И потому ты лишь смотрела, как я барахтаюсь.
– Прости меня, Аделина, – шепчет она и отворачивается.
Она постоянно просила прощения. У отца, у меня, у слуг. Как будто в этом мире на эти слова можно что-то купить!
Я закрываю глаз, опускаю голову. Тьма бурлит внутри меня, бьется о берега моего сознания и жаждет вырваться наружу. Я столько лет страдала в одиночку, глядя, как отец щедро дарит внимание и заботу второй дочери, считая ее чистой, не затронутой кровавой лихорадкой. Я в одиночку выдерживала вспышки отцовского гнева. Привыкла верить, что только я могу вызывать его недовольство. Виолетта безупречна и не дает ему поводов сердиться. А она молчаливо принимала такой порядок вещей.
– Я рада, что ты его убила, – тихо добавляет сестра. В ее взгляде появляется непривычная жесткость. – Я говорю про отца. Я рада, что ты это сделала.
Не знаю, как относиться к ее словам. Вот уж не думала когда-либо услышать подобное из уст своей сестры. Ее признание ослабляет тугой узел у меня в груди. Я стараюсь вспомнить ее заботу обо мне. Виолетта ходила к Терену просить за меня. Она знала, что рискует всем. Я вспоминаю, как она заплетала мне косы и как во время грозы спала рядом со мною.
Я молча киваю.
Шум на улицах усиливается. Это чувствуется даже здесь. Звон колоколов на Башне инквизиции возвращает меня к мрачной реальности. Должно быть, Терен собирается произнести речь. Мы обе вслушиваемся, но земная толща пропускает лишь колокольный звон и звук шагов сотен ног. Люди куда-то идут. Или их сгоняют.
– Там что-то готовится, – говорю я сестре и встаю.
Дальше отсиживаться в катакомбах бессмысленно.
– Идем.
Мы доходим до знакомой развилки, где туннель разделяется на три. Я выбираю левый. Пройдя шагов пятнадцать, я шарю по стене в поисках дверцы, вделанной в камень. Нахожу необработанный самоцвет. Моя сила пробуждает его, и дверь открывается. Мы попадаем на узкую лестницу. Поднимаемся. Я открываю потайную дверь, и мы выходим в глухой переулок. Отсюда до главной рыночной площади рукой подать. Идем по переулку до его пересечения с улицей пошире. Она выходит прямо на площадь.
Площадь забита народом. Все окрестные улицы – под тщательным наблюдением инквизиторов. В каналах покачиваются пустые гондолы. Инквизиция запретила всякое перемещение по воде.
– Что происходит? – спрашивает Виолетта.
– Сама не понимаю.
Смотрю на толпу и инквизиторов. Сил у меня почти не осталось. Я не могу окружить нас облаком-невидимкой. Выходить без прикрытия опасно: вдруг кто-нибудь из инквизиторов узнает нас? Мимо нас марширует целый отряд. Я вжимаюсь в камень стены. Я готова раствориться в нем.
Инквизиторы торопятся. Они проходят, не заметив нас, и я облегченно вздыхаю. Беру Виолетту за руку. Мы кружим по
