сделали в минувшем сражении, но будь я проклят, если позволю бывшей прачке вмешиваться в политические споры с королем Кеза.
На лице Нилы снова появилась обворожительная улыбка.
– Разумеется, фельдмаршал. Я буду просто присутствовать там как представитель совета.
Тамас подстегнул коня и поскакал обратно к Олему.
– Прачка едет с нами.
– Да, сэр. Назначенное время почти подошло.
Тамас мысленно прочитал благодарственную молитву за то, что Олем никак не прокомментировал эту новость.
– Пошли кого-нибудь вперед. Влора, ты остаешься за старшего до моего возвращения. Если что-то пойдет не так, убей кезанскую Избранную, а потом и самого Ипилла.
– Да, сэр.
Во главе всей делегации Тамас направился через поле к предместьям города. Посыльный сообщил, что Ипилл уже прибыл в часовню. Они оставили лошадей возле одного из соседних домов и прошли последнюю сотню ярдов пешком.
Возле входа в часовню стояли двое королевских гвардейцев. Тамас внимательно оглядел их. Расшитые золотом черные мундиры с серыми галунами. Украшенные перьями плоские шляпы надвинуты на глаза и застегнуты под подбородком на ремень. Бесстрашные темные глаза неподвижно смотрели на фельдмаршала, и он пожалел, что не взял с собой весь пороховой совет. С королевской гвардией Ипилла шутить не стоило. Тамас сомневался, что даже штуцерники Олема могли сравниться с ними.
– Я хочу видеть вашего короля, – заявил Тамас гвардейцам.
Один кезанец поклонился и резко развернулся, чтобы открыть дверь часовни. Олем оставил двух солдат у входа – по одному на каждого гвардейца – и первым вошел внутрь. За ним последовали леди Винсеслав с Нилой, три генерала, два полковника и судья, приехавший вместе с леди.
Таниэль замешкался у входа с таким кислым выражением лица, словно только что проглотил целый лимон.
Тамас терпеливо ждал, когда сын зайдет в часовню.
– Пора покончить с этим, – сказал фельдмаршал.
Подбородок Таниэля дрогнул, и Тамас испугался, что сын потеряет самообладание. Но Таниэль все же был настоящим солдатом. Он коротко кивнул и прошел вперед, не дожидаясь, когда Тамас справится с собственными нервами и войдет последним из всей делегации.
Часовню скудно освещало единственное окно с восточной стороны. Это было просторное помещение, размером примерно двадцать на тридцать футов. Скамьи сложили вдоль стены, а в центре зала на большом столе, накрытом золотой скатертью, стояли блюда с фруктами и десертом. В канделябрах горели свечи, на стенах висели картины – наверняка эти дополнения сделала свита Ипилла, пытаясь создать здесь хотя бы слабое подобие королевской роскоши.
Небольшая группа кезанских придворных собралась у дальнего конца стола. Фельдмаршал Гутлит сидел рядом с двумя другими, незнакомыми Тамасу генералами. Напротив него расположилась худощавая женщина с тонкими, птичьими чертами лица, одетая в строгий буро-зеленый костюм – официальные цвета Королевского совета Кеза. Возле нее пристроился бледный, тщедушного вида человек – герцог Регалиш, доверенный советник Ипилла. Еще несколько аристократов стояли у дальней стены.
Во главе стола восседал сам Ипилл. Он сделался болезненно тучным с момента последней встречи с Тамасом, когда фельдмаршал пытался убить его. Некогда щеголь и светский лев, он развалился в кресле, в котором без труда уместились бы двое гренадеров. Его наряд был кричаще-пышным: отороченный густым блестящим мехом, с золотой вышивкой. Рубины на пальцах короля заставили бы покраснеть от зависти даже Первосвященника.
– Тамас.
Голос Ипилла напоминал рокот тяжелого барабана, но его подбородок при этом мелко затрясся.
– Ипилл.
Герцог Регалиш вскочил на ноги, и его стул неприятно проскрежетал по каменному полу.
– Безродная дворняга! Это король, и к нему следует обращаться «ваше королевское величество».
– Можно я заткну пасть этой породистой псине? – спросил Олем, положив руку на эфес шпаги.
Тамас ответил красноречивым молчанием, оставив Регалиша дрожать от негодования. Ипилл повернул голову к своему советнику:
– Сядьте, мой добрый герцог. Ваши причитания на Тамаса не подействуют. Он сделан из стали. А сталь нельзя согнуть, ее
