тебя господин. Сваргам продал. Те мешок серебра за тебя дают. Хотят тебя Сварогу пожаловать. Самый главный из ихних приезжал о тебе торговаться. Страшный такой, жуть. Сам высоченный, борода едва не до колен. Он её за пояс засовывает. Шапка у него – волшебная. Не из простого зверя. Говорили: в Навь он ходил, сварг этот, и там навьего зверя убил. Посохом. А посох у него – волшебный. В нём молонья живёт. Её сам Сварог с неба в озеро сбросил, чтоб та в воде застыла, а жрец её подобрал и себе приспособил. То от бога ему подарок. А ещё он глаза отводить умеет…
– Ну, глаза отводить и мой пестун умел, – сказал Илья. – Тоже ведун был. Си-ильный! Куда там какому-то сваргу!
– А ты б его попросил… – шёпотом предложила Пипка. – Пусть тебе подмогнет из-за Кромки. Как родовичу. Не то заберут тебя сварги и будут тебя до смерти испытывать. А то не простая смерть, а страшная. Так у нас шептались. Жалко тебя! – Пипка всхлипнула. – Хороший…
– Да ладно тебе прежде времени горевать, – погладил её по плечу Илья. – Поглядим ещё, кому смерть, а кому жить. Они ж думают, я тут от голода ослабел совсем. Не знают, что у меня ты есть. Сварги когда приедут?
Пипка не ведала.
И больше говорить им не дали. В клеть сунулся отрок.
– Эй, холопка, чё застряла? Любитесь там со зверюгой? Гы-гы! А то давай я тебе древко копейное промеж ног запихну! – И заржал.
Второй раз этот шутник на страже. Илья его запомнил. Запомнил он и звук удара, и вскрик, когда дверь за Пипкой затворилась.
Когда придёт время возвращать долги, а оно непременно придёт, Илья шутнику тоже воздаст. Да так, что добавки не потребуется.
Этой ночью в клети появились крысы. Должно быть, учуяли остаток пирога. Илья его под голову подложил.
Делиться едой Илья не собирался. Так что самую храбрую крысу поймал и раздавил. Есть не стал – не настолько он изголодался. Бросил трупик в дальний угол, где им немедленно занялись сородичи, – и дальше спать. Крысы умные. Больше не сунутся.
Глава 20
С трёх сторон
В ворота постучали тихонько. Даже не постучали – поскреблись крысой.
Псы насторожились. Один гавкнул негромко, второй пихнул мордой сторожа. Сторож встрепенулся. Снаружи накрапывал дождик, сыро, промозгло, ломило ногу, сломанную когда-то молодецким ударом франкского щита. Вылезать из тёплой будки не хотелось.
Но придётся. Господин
Господин суров. Сам вроде по торговой части, но люди при нём явно из воинского сословия.
Сторож, его звали Веко, сам был из пешей рати, разбирался. Десять лет за старого владетеля Веко в строю стоял, а за нового, Мислава, – всего год. Как покалечили, так и не нужен стал. Деньги были, да почти все на лечение да прокорм ушли. А в дружину хромого кто возьмёт? Так что остаток нажитого Веко за полгода спустил. Ничего не осталось. Только сдохнуть.
Спас господин Кусма. Сначала монетку подарил да кувшин хмельного поднёс. А потом спросил: остались ли у Веко знакомцы в окружении владетеля?
Остались, как не быть. И в походы вместе хаживали, и добычу пропивали вместе. Но теперь они не ровня. Они – воины владетелевы, а он – побирушка без крыши над головой.
Веко беден, да не глуп. Сразу понял: хочет господин что-то о Миславе вызнать, о чём тот сам не расскажет. В прежние времена Веко любопытного господина скрутил бы да и к владетелю приволок. Потому что по говору слышно: не из хорватов сей господин, а из чужих. Зачем интересуется? Наверняка не из добрых намерений!
Но нет нынче у Веко любви к владетелю, что выгнал его, как никчемушного пса.
А вот знакомцы в замке есть. И важные люди среди них есть. Но не станут важные люди с грязным нищим говорить.
Станут, непременно станут, заверил господин. У него в доме и баня есть, и одёжка, пусть и не новая, но добротная. А сабля у Веко и своя имеется, за что ему особое уважение.
Так и есть. Последнее, что осталось, – это сабля. Не продал её Веко и не пропил. Всё к тому и шло, но держался пока Веко. С саблей он – воин и свободный человек. Без неё – никто. Может, холоп чей, может, и похуже.
Вежливо говорил господин Кусма. Не с нищим говорил – с воином. Пообещал: поможет Веко – и будет ему до смерти кров над головой, кормёжка сытная и даже денежка кое-какая. А дело у господина важное. О таком в корчме грязной не говорят.
