По пути я вспомнил о еще одной проблеме и не стал тянуть с вопросом:
– Ракитушка, не твои ли храмовые щуки гонят рыбу на крючки ловцов моей рыболовной лиги?
– Нет, – последовал короткий и категоричный ответ. Я озадаченно замолк. Если не она, то кто?
Пока я думал, мы достигли выбранной девушкой точки для переговоров. Не дожидаясь очередного вступления от Ивовой Сестры, я перешел в наступление сам, указав на Афросия и спросив:
– Что делать будем?
В ответ тишина. Лицо Ракитушки тут же надулось обиженно, став похожим на мордаху крупной лягушки.
Я терпеливо выжидал, и наконец-то послышалось донельзя усталое и злое одновременно:
– Видеть его не могу!
В доказательство слов глаза сплетенной из ивовых побегов девушки выпорхнули из глазных орбит и обиженно улетели в туман. Я тут скоро заикой стану. Вроде милое доброе озеро, радостные люди и лохры, но в противовес всему этому густой белый туман и летающие в этом мареве светящиеся глаза.
– Настрадался он вдосталь, – заметил я. – Одно дело, когда щука по пятам следует. И другое, когда чудище темное вот-вот пятки отгрызет.
– Осквернил и ограбил святилище он! Убил и сожрал храмовых щурят! Детей Зубравы!
Едва Ракитушка упомянула пожранных щурят, как метрах в трех от хлипкого плотика бугром прошел водяной вал, мелькнула на секунду костистая большая спина. Не дай боже, тяпнет сейчас меня за ляжку! Такой вот странный подспудный страх. Как представлю, сколько огромных щук сейчас затаилось у дна и смотрит на меня снизу вверх, так дрожь пробирает: как игроки не боятся играть расой ахилотов?
– Убил, ограбил, – признал я. – Но наказание понес великое он. Куда больше? Или убить рыбака Афросия хочешь, Ракитушка?
– Темных дел творить нельзя! – вздрогнула Ивова Сестра всем телом. – Жизнь отнимать нельзя!
– Отлично, – с облегчением кивнул я. – Тогда что же дальше? Напугаешь Афросия еще сильнее – и помрет он. Прошу тебя, Ракитушка Славная, пощади уже Афросия дурного, хватит пугать и гонять его. Раскаялся он уже.
– Раскаялся я уже, – в голос прорыдал Афросий, вцепившись пальцами в волосы. – Раскаялся!
– Пусть вернет украденное! Предметы священные!
– Вернешь? – вздохнул я, глядя на рыбака.
– Да не знаю я, где они! Не ведаю того! – возопил внезапно Афросий, вскакивая на ноги и начиная дубасить себя ладонями по лбу. – Не помню! Не помню! Не помню, где схоронил! Не помню! Голова дурная! Голова пустая! Как ни тужусь – ничего на ум нейдет! Не помню я, куда спрятал! Давно бы уж отдал! Вернул бы я давно! Покаялся бы на коленях! Но не знаю я, где схоронил! Не ведаю! Все, все как в тумане, густом и хохочущем.
– Чтоб тебя, – устало и зло выдохнул я. Новое осложнение.
А ведь мне следовало догадаться, что вот так просто не получится, что обязательно сыщется пара подводных камней.
Как можно не знать, не ведать и не помнить, где ты спрятал украденное добро? А ответ прост – он алкоголик, запойный пропитой рыбак, заливший себе и глаза, и мозги. Хотя про туман густой и хохочущий он, конечно, красиво сказал, прямо от души, метафорично и критично… образованные нынче рыбаки пошли.
– Все как в тумане, – раскачивался несчастный рыбак. – Во мгле… вижу урывками, вижу обрывками… вот перчатка серебряная… вот чаша золотая… а там, у камня истукан, что держит свиток… и камни вижу я сырые… червей в избытке… пьяный хохот… грохот гулкий…
Сделав стойку, словно водоплавающий охотничий пес, я замер и обратился в слух. Продолжай, Афросий, продолжай вспоминать.
– Надев корону золотую, налив вина в богату чашу, сижу вверху я, пью, смеюсь, гляжу на танцы дики… затем встаю, танцую… хочу я к ним, хочу веселья, но между нами есть вода… потом туман! И я на бреге… а где схоронка? Того не ведаю я! Не ведаю! Не помню!
– Нехило, – подытожил я. Рыбак в золотой короне, сидящий наверху и смотрящий на дикие танцы, проходящие на сырых камнях и в присутствии избыточных червей, пьяного хохота и гулкого грохота. Он хочет к ним, но между ними вода.
– ДУЦ-ДУЦ-ДУЦ-ДУЦ, – донеслось до нас с порывом ленивого ветерка.
Так…
– Ракитушка славная, – натянул я лыбу. – Тут дом твой. Твои пенаты. Подскажи, добрая душа, нет ли среди Игл Ерша высокого
