Пока она всматривалась, я успел сходить к кофейному аппарату и вернулся с двумя большими пластиковыми стаканами.
– Спасибо, – сказала она сухо и протянула руку.
– Вообще-то я оба взял себе…
– Лопнешь, – заявила она и отобрала стакан, выбрав тот, где кофе визуально больше. – Чем она занимается?
– Черновая работа, – пояснил я. – Но без нее не обойтись даже в самой чистой науке. Видишь целый ряд чашечек?
Она наморщила нос.
– Какие же это чашечки?
– Эх ты, – сказал я с укором, – для тебя и коленная чашечка наверняка не чашечка, а какая-то противная косточка… Ладно, пора с нею пообщаться. Рабочий день заканчивается, вот-вот уйдет.
– А что ей предъявишь?
– Догадки, – ответил я загадочно. – Посмотрим, что ответит. А там уже решим, что дальше. Ты мне только подыгрывай.
Она фыркнула.
– Ты это называешь мужской логикой?.. Это хуже, чем женская интуиция. Ладно, хочу посмотреть, как опозоришься.
– Какая ты добрая, – сказал я грустно.
Я так и вошел со стаканом кофе в руке и с наслаждением отхлебывал, наблюдая со спины за Моникой. Ингрид плотно прикрыла за собой дверь, могучая и подчеркнуто мускулистая, поправила кобуру с пистолетом и дубинку у другого бедра и неспешно подошла к ее столу.
Моника вскинула голову, взгляд недружелюбный, Ингрид все поняла и, показав полицейскую бляху, сказала жестким голосом:
– Полицейский департамент Москвы.
Она сделала нарочитую паузу, и Моника спросила хмуро:
– И что?
– Расследуем дело, – проговорила Ингрид таким голосом, будто заговорил ледник, потопивший «Титаник», – о хищении и двух… нет, пяти убийствах. Я вправе привлечь к ответственности лиц, что отказываются от сотрудничества или скрывают какие-то сведения. Вы все поняли? Повторять не надо?
Моника смотрела все еще зло и неприступно, однако во взгляде появилась нерешительность, а после недолгого колебания ответила хмуро:
– Не отказываюсь, но ничего не знаю о ваших хищениях.
– Вы можете не знать напрямую, – отрезала Ингрид, – но вы могли участвовать косвенно, даже не подозревая, что замешаны в тягчайшем преступлении! Потому советую отвечать без утайки, точно, подробно и ничего не скрывая.
Моника произнесла недружелюбно:
– А мне скрывать нечего.
– Точно?
– Ни в чем противозаконном не участвую, ни в чем не замешана!
– Хорошо, – произнесла Ингрид загробным голосом, – первый вопрос, с какой целью вы остались в тот день, когда была совершена кража, на службе уже после рабочего дня?
Моника вздрогнула, ответила быстро и почти инстинктивно:
– Я не оставалась!..
Ингрид сказала безжалостно:
– Думаете, если отключили все видеокамеры на этаже, то это спасет? Напротив, я повешу на вас и пару трупов. А то и больше. Или еще что-нить найду. У нас есть хар-р-рошие висяки. От пожизненного до каторжных работ на урановых рудниках светит. Представляете, урановые рудники в самом деле существуют.
– Но я не…
Ингрид прервала, повысив голос:
– Камера на противоположной стороне улицы захватывает и выход из вашего центра!
Моника проговорила слабо:
– И… что?
– Все ваши работники вышли, кроме вас!..
Моника побледнела, мне стало жалко, как они все сразу становятся жалобными, когда с них слетает бравада, вот и сейчас
