– Значит, – сказал я, – Медведев тоже наконец-то взялся за ум и сбросит хотя бы полцентнера?
– Посмотрим, – буркнул он. – Надеешься, что бутерброды начнет отдавать тебе?
– Точно, – ответил я. – Покупать будет по инерции, а потом куда девать?.. Молодец, идет в ногу со временем, но жаль, если он уже ушел и оставил моих мышек без присмотра.
Он сказал успокаивающе:
– За них не волнуйся, он твоих кормит лучше, чем своих. Точно по графику. Я сам проследил.
– Спасибо, – сказал я. – Извините за беспокойство, до свидания. Ингрид, не спи.
Экран погас, мы некоторое время ехали молча, наконец она поинтересовалась, глядя на дорогу:
– О каких непристойностях он говорил?.. Не бойся, никому не скажу. Я видела всякое.
Я поморщился.
– Обычные шуточки яйцеголовых. В то время, как вы все развлекаетесь подобным образом, мы можем только чесать языками на ту тему. А так даже спать остаемся на лабораторных столах, чтобы сразу с утра не терять время на поездку.
Она хмыкнула.
– Рассказывай.
– Не веришь?
Она покачала головой.
– Слышала, творческий мир как раз и придумывает все непристойности, которые потом входят в наш мир и портят жизнь целому поколению.
– То писатели, – сказал я клятвенно. – Они как бы тоже творческие люди, хотя интеллектом пониже, а моралью пожиже. Это они больше всех пьют, развратничают, наркоманят, устраивают заговоры, бунты, мятежи и призывают сменить правительство на что- нибудь еще похуже, чтобы жить интереснее и черпать вдохновение… Нерон, что поджег Рим, был поэтом, а не ученым. Ученый бы такого не сделал!
Она фыркнула.
– Ну да, ученый бы сжег всю Римскую империю. Крепись, мы уже почти прибыли.
Глава 4
Я проводил взглядом яркую вывеску, что проплыла и осталась позади, пробормотал:
– Проезжаем вторую кафешку… Ты меня в какой-то подпольный притон везешь?
– Точно, – подтвердила она. – С тайными боями насмерть. Проигравший получает все. Не хочешь поучаствовать?
Я сдвинул плечами.
– То, что для вас все, для нас, яйцеголовых, говно на палочке. Как бы тебе на пальцах подоступнее… У вас, к примеру, восторгаются владельцами дорогих яхт, куда можно загрузить полсотни длинноногих моделей и сотню приятелей, а у нас таким руки не подадут, да и в наш клуб не пустят. Мы, яйцеголовые, хорошо понимаем, что хотя денежные потоки в ваших руках, но мир меняем мы. Так что могу участвовать, но не изволю. А вот вы даже если захотите у нас поучаствовать, то…
Она прервала злобно:
– Не выпендривайся.
Я перевел дыхание, сказал уже миролюбивее:
– Ты права, что-то завелся. Наверное, от голода. Пора нам, ученым, брать власть в свои руки, пока женщины еще не обрушили землю в бездну.
Она указала взглядом на вырастающий впереди новенький с иголочки высотный дом, явно выстроенный в этом месяце, от силы, в прошлом.
– Вон мои окна, видишь?..
– Это все твои? – спросил я. – Хорошо живешь.
– Не умничай, мои почти под крышей. Если вздумаешь выброситься, то хряпнешься прямо на асфальт.
– Свинство какое, – сказал я расстроенно. – Все выпадают только на крыши автомобилей, а я на асфальт! Причем попадают точно-точно посредине крыш, а я ляпнусь мимо?
– Вот-вот, – сказала она злорадно, – учти!
– Учел, – ответил я. – Ты тоже не промахнись.
– Что-о-о?
– Не промахнись, – пояснил я, – когда будешь меня выбрасывать. Со злости у тебя руки дрожат, я заметил. И в глазах двоится. И
