эстета, как я, манеры только помогают быстрее нарезать бифштексы, а после них кромсать тушку курицы и все это поглощать в таком темпе, которому позавидовал бы любой неандерталец или даже король Людовик, что тоже хватал еду со стола, как и все тогда, руками.
После жареного мяса она заботливо подала на стол нежнейшие ломтики двух деликатесов: тутонхамона и тамонхаима, что некогда пришли на смену попавшему под санкции простому и незатейливому хамону, тот так и не выкарабкался из-под них, а любимым блюдом россиян стал тутонхамон и соперничающий с ним тамонхаим.
Я ел, как всегда, снабжая организм белками, клетчаткой и прочими необходимыми веществами. Ингрид поглощала, как шагающий экскаватор, но в то же время чувственно и с удовольствием.
– Что глазенками вороватыми шаришь? – поинтересовалась она. – Чего-то еще недостает твоему извращенному вкусу?
– Не вижу главного блюда, – сообщил я.
– А что у тебя за главное?
– Не у меня, – ответил я. – Где на столе ведро с протеиновым коктейлем? Где гейнеры? Не синтолом же пользуешься?
– Ух ты, – изумилась она, – какие слова знаешь!.. Жри, не перебирай.
– Тогда как мышцы нарастила? – поинтересовался я. – Джинтропин колола?.. По виду ты эктоморф. Без этой горы мышц была бы утонченная леди. На тебе даже наколок нет.
– Тату?
– Ну да, – согласился я, – наколок.
– Жри, – повторила она. – Не умничай. Никакие соматропины не помогут, если не будешь вкалывать в спортзале. А потом еще и дома.
– Молодец, – сказал я.
Она изумилась.
– Что, одобряешь силовые тренировки?
– Нет, – пояснил я, – одобряю усилия. Хоть и дурью маялась, но как усердно! Могла бы только по барам мужиков снимать и жарить. А сейчас народ до того разленился, телевизор без пульта не переключит. Да что там без пульта, уже и с пультом ленится. Только жестами или голосом… Да и готовишь неплохо. Наверное, сама курей режешь? И ощипываешь?
– Не курей, – поправила она победно, – а кур! Сколько вас понаехало… А готовит домашний гриль. По программе.
Я охнул.
– Ты что, умеешь пользоваться? Здорово. Растешь в моих глазах.
– Я и читать умею, – сказала она насмешливо. – Ты лучше думай, как реабилитироваться в глазах закона? Я советую, раз уж начал, сдавай своих подельников до конца! При допросах меньше бить будут.
– С законом не спорят, – согласился я. – Особенно, когда у него такие мускулы, что и сисек не видно. Нужно подумать, какие есть пути… Те, кто это задумал, не на виду…
Она скосила глаза на свою грудь, но не попалась на провокацию, сделала вид, что не услышала, сказала небрежно:
– Если не знаешь, то что там думать? У тебя нет возможностей, которые есть у наших криминалистов.
– Верно, – согласился я. – У меня нет кувалды для выбивания дверей, но есть голова.
Она с сомнением посмотрела на мой лоб.
– Думаешь, головой лучше?
– Конечно, – уверенно сказал я. – И чем выше чин, тем лоб крепче. В честь нашей доблестной полиции мы даже одну породу рыб назвали!
– Какую?
– Толстолобики, – ответил я. – Как ни крути, но нужно просеивать теперь всех, у кого были контакты с тем Германом. Или хотя бы Жоржиком.
– Его так и зовут?
– Георгий Авилов, – ответил я. – Но имя Георгий очень уж… Георг, Джордж, Жорж, Егор… Представляешь, Жорж Победоносец, пронзающий копьем змия?
Она отмахнулась.
– Звали же его Егорием, и ничего… Просеивать уже начали. Сразу же. Наш аналитический центр никогда не спит. Нужно только сказать, чтоб искали Георгия Авилова, а не всяких Жоржиков.
– А потом, – сказал я, – когда окажется, что кто-то из них получал указания от анонима по имейлу или по звонку с телефона,
