вела машину достаточно непреклонно, оставив пистолет на коленях в готовности.
Когда пересекли черту, отделяющую их район от Чайна-тауна, а затем и района Калмыкбада, сказала с облегчением:
– Все, вырвались. А раньше это был самый мирный народ… Самыми крутыми были узбеки. Таджики у них пребывали почти в рабстве… Давно, в Средние века.
– Скинули оковы, – согласился я. – Проезжай лучше по Темирлановской. На перекрестке Мари Люпена авария и затор…
Она зыркнула на меня зло:
– Чего так решил?
– Интуиция блестящего ученого, – объяснил я скромно, – и точный математический расчет. Там не было аварии четыре года, семь месяцев и двенадцать дней, что вообще-то рекорд для этого перекрестка. А если учесть атмосферное давление, протуберанцы на Солнце и свирепый муссон с пассатом, то…
Она прервала:
– Хорошо-хорошо, заткнись!.. Сам хоть понимаешь, что несешь? Или прикалываешься? Муссон с пассатом! Я в школе географию тоже проходила.
– Обожаю умных женщин, – сказал я льстиво. – Особенно в форме. Ты в следующий раз надень ее в постель, хорошо?
Она покосилась зло.
– Хочется поглумиться над властью?
– Ну хоть так…
– У меня нет формы, – отрезала она, – Я детектив, а не уличный постовой.
– Жаль, – сказал я с огорчением, – а так хотелось бы кому-нибудь сказать, что имел я эту власть… ну ты поняла.
– Мечтай, – ответила она недобро. – Как только возьмем главного гада, тебя посадим с ним вместе в одну камеру, а потом в Сибирь белых медведей пасти, стричь и собирать удои.
– Понял, – сказал я. – Значит, в моих интересах всячески затягивать поимку и арест главного гада. Езжай сейчас по…
Навигатор пискнул и сказал торопливо:
– Неожиданная авария на Мари Люпена!.. Рекомендую сменить маршрут. Проехать можно по Темирлановской…
– А потом через площадь Улугбека, – добавил я. – А то на Темирлановскую попрут все, надо из потока вовремя выйти.
Она покосилась на меня с подозрением уже не только в глазах, но и на лице, крутнула руль, автомобиль послушно нырнул в проходной двор, а там, лавируя между домами, выскочили на улочку к площади Улугбека.
– Почему Володарский? – спросила она. – Если человек стал вегетарианцем, бережет здоровье, то, по-моему, он меньше всего готов к преступной деятельности.
– Люблю власть, – сказал я с одобрением. – Такое выдает, что любой грузчик тоже начинает умничать и указывать президенту, куда крутнуть штурвал.
– Я не президент, – огрызнулась она. – Так почему?
– Ты про ускорения прогресса слыхала? – спросил я. – Такое слово, как «экспонента», знаешь?
– Это про индийского мудреца, – сказала она, – что на шахматную доску зернышки клал, на каждое в два раза больше?
– Сообразила, – ответил я. – Вот так сейчас развивается и наука. Вся. В смысле, всякая. И железнячники, и мокрохвосты. Те и другие уверяют, что бессмертие будет достигнуто. Только железнячники уверены, что бессмертие достигнут с помощью металлических имплантатов, а мокрохвосты – через изменение генетического кода.
Она буркнула:
– И что?
– Сразу прикидываешь, – сказал я мирно, – какая будет преступность и будет ли вообще? Преступность, конечно, будет, хоть снизится вовсе до минимума. Да и зачем рисковать, если уже заполучил самую высшую ценность – жизнь до бесконечности!..
Она фыркнула.
– Это счастье?
– Счастье, – ответил я серьезно.
Она презрительно прищурилась, взглянула свысока.
– Ты так боишься умереть?
– Боюсь, – ответил я честно.
Она сказала с тем же презрением, но и чуточку удивленно:
– И даже не стыдишься признаваться? Какой же ты мужик?
