чтобы зайти в булочную и пополнить запас любимых Викиных сухарей. Дом смотрел на Вику покосившимися окнами так, будто подмигивал, как сообщник в секретных делах.
— Мама, а кто раньше жил в этом доме? — поинтересовалась Вика.
— Одна бабушка, — ответила мама, и голос у нее стал напряженным.
— А что за бабушка?
— Ну…не очень хорошая, — сказала мама и стала смотреть в сторону.
— А почему она была нехорошая? — допытывалась Вика.
— Она обижала всех, ругалась со всеми… — объясняла мама, явно подбирая слова, чтобы не сказать больше, чем, по ее мнению, следовало знать маленькой девочке. — Кричала часто. Дядю Витю твоего напугала — помнишь дядю Витю?
Вика кивнула. Дядя Витя был старшим братом мамы и совершенным, законченным алкоголиком, иногда заходившим к ним, чтобы попросить денег в долг. Долгов этих он, разумеется, никогда не отдавал, а последний раз явился таким пьяным, что мама не пустила его на порог.
— Ну вот, дядя Витя еще маленький был, они с другими мальчиками в футбол играли, и он подошел к забору, чтобы мячик достать, а эта бабушка как закричит на него… Он даже не говорил потом несколько дней.
Вика подумала, что знает, как могла закричать та бабушка, последняя из старых волшебниц, хранительница заветного сундучка: она крикнула так, что вся будущая жизнь этого мальчика, неосторожно отправившегося за мячиком, сразу состарилась, высохла, съежилась, покрывшись морщинами и паутиной.
«Я тоже так смогу. И это, и другое».
Вика улыбнулась и покрепче взяла маму за руку.
Ей было очень хорошо.
Глава 20
Алина была готова к появлению новых трупов. Она даже ждала этого, гадая, как скоро Чекан позвонит ей и скажет, что где- нибудь за городом в дачном поселке нашли сожженное женское тело со следами пыток. В том, что злосчастный Ферт виновен в чем угодно, но только не в серии убийств, Алина была уверена целиком и полностью, так что, когда во вторник среди рабочего дня на экране телефона высветилось «Семен Опер» (черт, так и не переписала имя!), к разговору об очередной трагической смерти она была готова.
Правда, труп оказался другим.
— Тут такое дело, — Чекан как-то странно мялся, будто подбирая слова. — В общем, у нас подозреваемый скончался. Сегодня ночью.
— Как скончался? — опешила Алина.
— Самоубийство, — ответил Семен. — Тело в морге Покровской больницы, она ночью была дежурной. Уже даже вскрытие сделали.
— Понятно. Я сейчас туда подъеду, — сказала Алина и повесила трубку.
Больница походила на замок двух бледных сестер — Тоски и Смерти, и морг, несомненно, был его цитаделью. Чтобы попасть в прозекторскую, нужно было пройти по длинному, холодному помещению с низким потолком и серыми стенами, скрадывавшими и без того тусклый свет, меж ровных рядов голубовато-бледных босых стоп с бирками на пальцах, торчащих из-под легких пластиковых покрывал. Шаги отдавались гулким эхом. В небольшой комнате за толстой дверью с маленьким круглым окошком резко воняло едким и кислым. Рядом с трупом, лежащим на металлическом столе, стоял местный патологоанатом: крупный, неприветливый мужчина с усталым лицом и всклокоченными жесткими волосами.
— Я уже все закончил, — сообщил он Алине. — А вы чего приехали-то?
Алина пролистала заключение с диагнозом и результатами исследований, посмотрела на белое лицо покойника, с которым разговаривала всего пару дней назад, на иссеченные внутренности, аккуратно разложенные по эмалированным лоткам, на то, что из них извлекли, и перевела взгляд на врача.
— И каким же образом, по-Вашему, он умудрился это сделать?
Первым истекающего кровью подозреваемого обнаружил дежурный по ИВС в начале четвертого часа утра. Услышал крики, а
