Карина осторожно сложила листочек, спрятала во внутренний карман пальто, прикоснулась, прощаясь, к холодной спинке кровати, бросила взгляд в окно, взяла сумку и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
На улице было тепло и сыро; запах талого снега и далекое журчание в водостоках делали пасмурный октябрьский день похожим на начало весны. Карина спустилась по деревянным ступенькам и оглянулась последний раз на интернат. Изъеденный временем и дождями, посеревший след букв на фронтоне казался постскриптумом к полученному ей письму:
За калиткой ее уже ждали. Огромный черный автомобиль с двухдверной кабиной и длинным открытым кузовом стоял, ворча мощным мотором и выпуская в воздух сизоватый дымок из двух выхлопных труб. Она обошла машину, открыла пассажирскую дверь, вскарабкалась в кресло и забросила сумку на задний ряд узких сидений.
– Привет.
– Привет, – ответил Аркадий Леонидович и тронул машину с места.
Они выехали на проспект, миновали поворот к старому порту и морю и свернули левее, туда, где улица становилась западной трассой, ведущей из города в неизвестность.
– Я рад, что ты согласилась поехать, – сказал он.
Карина пожала плечами.
– Почему бы и нет. Кто-то же должен за тобой присматривать.
Они въехали на виадук над железной дорогой. Слева мелькнула, будто в прощальном привете, территория «Лиги».
– Помнишь, что ты мне сказала тогда, в больнице? – спросил Аркадий Леонидович. – Ну, когда еще объясняла, почему не стала меня убивать?
– Помню, – отозвалась Карина и повернулась, посмотрев на него черными, как колодцы, глазами. – Хочешь, чтобы я повторила?
Он не ответил.
– То клеймо на бедре, – сказала она, – оно никуда не исчезло.
– Знаю, – беспечно ответил он. – А у меня молоток лежит в сумке. Взял с собой, мало ли что.
Карина вдруг улыбнулась. Аркадий Леонидович покосился на нее и слегка улыбнулся в ответ.
– Все-таки хорошо, что теперь мы все знаем друг про друга.
– Да, хорошо. Никакого вранья.
– И сюрпризов.
– Особенно неприятных.
– И ничто теперь не мешает…
– Не мешает чему?
– Быть вместе. По крайней мере, пока.
– Да. Пока.
На большом покосившемся знаке у обочины трассы черная линия перечеркивала белую надпись: «СЕВЕРОСУМСК». Поднятая тяжелой машиной сероватая взвесь из воды и талого снега взметнулась облаком и забрызгала буквы, добавив грязных разводов. Черный грузовичок прибавил скорость, уезжая все дальше и дальше от города, темной точкой по серому полотну шоссе, и вскоре скрылся из виду, затерявшись среди леса в бескрайней дали.
Дядя Вадим сидел на стуле в больничной палате, слушал механические и электронные звуки медицинских приборов, смотрел на Максима, лежащего на кровати и опутанного трубками и проводами систем, поддерживающих жизнь в бессознательном организме, и думал, что сделал не так.
Конечно, он не должен был давать парню «Осу». Чудо еще, что Максим выжил: пуля скользнула по черепу, а попади
