– Надо мне ее ломать…
Последние слова Санька произнесла игуменье в спину. Потом, к дереву подойдя, пилу перевернула, подергала полотно пальцами, закруткой веревочку подтянула. Товарки удивились:
– А ты и впрямь плотница, Саша!
Так ее и прозвали – Сашка-плотница.
Удивительное дело, всякая работа в руках рыжей обетницы спорилась, за что ни возьмется. И пилила славно, и дрова рубила – любо-дорого посмотреть. Уставала, правда, ну, да отдохнет, помолится – и снова за работу. Никто ведь не неволил, сколько могли – столько и делали. Вот и Сашка… Поленницу стожком сложит, сразу веником двор пометет, подберет все до щепочки. Даже матушка Фекла то заприметила, кивнула довольно:
– Старательная ты, Александра. А я уж было подумала… Ну, да что уж – работай, живи. И молись, конечно.
Санька так и делала. Работала. Молилась. Жила. А еще – всех обо всем выспрашивала, любопытной оказалась – страсть! То к одной подружке с вопросами пристанет, то к другой.
– А почему послушницы с нами дрова не колят? А монашенки, что же, каждая в отдельной келье живет?
Про дрова товарки не ведали, бог его знает, почему послушницы их не заготовляют. Верно, потому что обетницы есть. Про монашек же оказались куда осведомленней.
– Ой, что ты, Сашка! Монашенки ведь тоже промеж собой разные, как все люди, ага.
– Это как – разные? Одни светленькие, другие – рыженькие?
– Господи… да в этом ли дело? Ты же не глупая, понимать должна. Как и в миру – богатые есть и бедные, бояре и смерды, тако и здесь. У кого-то и тут – отдельная келья, и яства – не из общей трапезы.
– Но ведь так не должно быть! Это ж – обитель. Пред Господом все равны.
– Тсс! Молчи, молчи, дура. Как еретики говоришь, нестяжатели. Со словесами такими вмиг из обители вылетишь… и как бы до дыбы не долететь.
– И все равно интересно – кто там в отдельных кельях живет?
Увы, к кельям монашеским обетниц не подпускали. Сашка и подружки ее новые в мирской избе жили, у самых ворот. С монашенками только на молитвах в храме Успения Пресвятой Богородицы и встречались, да еще в трапезной. Опять же – не со всеми. Были среди насельниц и такие, кто в общую трапезную не ходил.
Как-то улучив момент, Санька подсмотрела у кухни, чего готовили да куда носили. Пироги с визигой учуяла – аж слюнки потекли. А между прочим, на трапезу всем – пшенная каша. Никакой рыбы, никаких пирогов.
Прикинула Сашка, присмотрелась, подумала. Проводила отъезжавший со двора матушкин возок долгим внимательным взглядом да, схватив метлу, стремглав бросилась к кельям.
– Стой, стой, ты куда? – возникшая на крыльце монашенка смерила непутевую пронзительным взглядом.
– В кельи, куда же еще-то? Епитимья у меня – подметать буду, потом с песком все отскребу, вымою. За песком я уже на ручей сбегала. Ну, что встала, сестра? Пропусти же!
Отодвинулась монашка, пропустила. Ну, раз епитимья… Сама не поленилась, поднялась по крыльцу в залу, глянула… Старалась обетница. Так метлой махала, что зависть брала – вот ведь, бывают же люди, у которых любое дело спорится.
Тут еще одна монашка пришла, на Сашку взглянув, улыбнулась:
– Это Александра, сестра Пелагея. Обетница новенькая. Старательная, трудолюбивая. Матушка Фекла ей благоволит.
– А-а-а, ну раз сама матушка… Пусть трудится, чего ж.
Шаркала метлой Санька, поднимала пылищу, а сама глазом косила – ушли ли уже монашки или нет? Ага, похоже, ушли. А вот и кельи.
Прихватив метлу, прошлась рыжая по длинному полутемному коридору. Как ни старалась неслышно ступать, а все одно улетали шаги к потолку, отдавались под сводами гулким эхом. Это и глухой услышит, ага.
Одна келья, вторая, третья… Все открыты, пусты – никаких тайн у монашенок нет, и имущества тоже нет – если что надо, так заходи, бери. Все кельи – открытые без засовов. Кроме двух. Те навесными замками заперты. Один замок – тяжелый, ржавый, другой поизящнее, тихвинской или новгородской работы. Видно, что часто пользуются. Да что для Сашки эти замки?! Любой отпереть – вопрос времени и некоторой сноровки. Другое дело, что людно здесь, и шаги хорошо слышно… Ага! Вот голоса на крыльце раздались. Рыжая метлу под мышку – и в залу: шварк-шварк…
– Молодец, дева, старательная. Ты не в послушницы ли, не в сестры метишь?
– А может, и так, – не покладая метлы, Санька опустила очи долу. Этакая рыжая скромница, отличница из физматшколы, еще
