такие… большие… и луна – прямо огромная… ой, на ней горы! Нет, правда, горы!
– Луна такая же планета, как и наша Земля, – с улыбкой пояснил панич. – Так что ничего удивительного… Вон там, слева – Весы, Скорпион, Рак – созвездия. Прямо – Водолей… Большая Медведица… Вот, в виде ковшика…
– Ой-ой-ой! Как лепо-то, батюшки, лепо! Красота-а-а… Ну, просто не оторвать глаз… – восхищенная Маша, наконец, оторвалась от окуляра. – На, милый, посмотри. Вы разрешите, пан Борис?
– Да-да, конечно, прошу пана…
Арцыбашев тоже с удовольствием поглазел в телескоп на великолепное звездное небо, не преминув заметить о Копернике и Тихо Браге. О Тихо Браге пан Борис не знал, зато Коперника уважал безмерно, в чем сразу же и признался.
– Ах, господа, как все ж таки славно, что вы ко мне заглянули… Садитесь, садитесь же! Сейчас я все это уберу… ищу, знаете ли, философский камень… Что вы так смотрите? Шучу! Сейчас, я велю принести вина, закуски… Не люблю пиров, знаете ли, вообще не терплю суеты. А вот так вот, посидеть вечерком с верными друзьями, да просто с интересными людьми, да покричать «ин вино веритас»! В Кракове мы частенько собираемся с друзьями, с теми… – Борис сглотнул слюну. – С теми, кто ко мне привык, кто не обращает внимания на… на мое уродливое тело. Ну, садитесь, садитесь же. Сейчас, я распоряжусь.
Панич хлопнул в ладоши, и подбежавшие слуги принесли на серебряном подносе кувшинчик красного вина, три густо-синих бокала венецианского стекла и жареную рыбу с караваем заварного хлеба и всякими прочими заедками.
– Прошу, угощайтесь, господа! Понимаю, что есть здесь нечего, но думаю, что слишком уж обильная трапеза скорей вредит ясности ума и доброй беседе. Что ж, выпьем же… За спасителей моей сестры! Я слышал всю эту историю с лосем. Иные и не вмешались бы! Да, Янина весьма избалована, но в душе добрая… где-то в глубине души.
Янина! Панночка. Так вот на кого был так похож Борис. Ну да, ну да, одно лицо.
Беседа затянулась далеко за полночь. Говорили почти обо всем: о Данте и прочей итальянской поэзии, о греческой философии, римских императорах, о забавной книжке француза Рабле, об Эразме, философе из Роттердама, и даже о возможности разумной жизни на иных планетах.
Попрощавшись, венценосные супруги уходили вполне очарованные хозяином, и вовсе не замечая больше его телесного уродства.
– Жаль, что вы столь недолго у нас, жаль, – провожая гостей, посетовал панич. – Славно было поговорить.
– И нам.
Едва за ушедшими затворилась дверь, как откуда-то сверху, по винтовой лестнице, неслышно ступая, спустилась фигура в длинной сутане:
– Что скажете, синьор Борис?
– А, брат Валентино, – сидевший в кресле молодой человек вскинул голову. – Они и в самом деле не те, за кого себя выдают. Да, да, думаю, что шпионы. Только вот для московитов они слишком начитанны и умны, слишком хорошо разбираются в европейских делах. Нет, не московиты…
Присаживаясь на скамью, монах сверкнул глазами:
– Вы полагаете, дело еще хуже?
– Да, падре, – Борис сурово сжал губы. – Они шпионы, так… только не московитские, а шведские!
– Еретики-протестанты! – вскочил с лавки падре. – Что ж, и я это тоже подозревал. Но вы оказались куда проницательнее, синьор. Ладно, займемся ими… Завтра мои люди отведут их на постоялый двор.
– К пану Кремецкому?
– Ну да, ну да, – иезуит почмокал губами. – Честно скажу, сия парочка произвела и на меня весьма благоприятное впечатление. Не хотелось бы прибегать к пыткам…
– Вот и я о том же! – резко, пожалуй, куда резче, чем следовало бы, поддакнул панич. Краковский студент, давно завербованный братьями Ордена Иисуса.
Вернувшись в свою башню, Магнус и Маша осторожно пробрались меж спящими в свой угол, где и улеглись на длинной широкой лавке, голова к голове.
– Как тебе этот Борис? – шепотом поинтересовался король.
– Я очарована, – княжна откликнулась столь же тихо, чтоб не разбудить спящих. – Правда…
– Что? – Арцыбашев резко приподнял голову. – Есть какие-то сомнения, милая? Говори.
– Не то чтобы сомнения, – чуть помолчав, протянула девушка. – Просто странно как-то… Никто из здешних господ не знает, кто мы на самом деле. Для них мы просто бродяги, я бы даже сказала – подозрительные бродяги. И вот с нами разговаривают,
