хуторянином, весьма зажиточным немцем Гансом Фельдзее, и тот выдал за Федоса свою младшую дочку Матильду, оказавшуюся девицей практичной и весьма недурственной с виду. Федосу молодая жена сразу же по сердцу пришлась, хоть и немка. И вот теперь… Теперь было, что терять. Да – у всех…
С каждым днем в стане осажденных жить становилось все хуже и хуже. Начинался голод, пока еще, слава богу, не такой лютый, когда люди теряют человеческое обличьи, охотятся друг на друга.
Уже начинало темнеть, и огни многочисленных костров сверкали в туманном сиреневом мареве тусклыми оранжевыми звездами. Вечерний туман окутывал воинский лагерь промозглым мерцающим покрывалом, сквозь которое доносились различные звуки. Вот заражали лошади, залаял чей-то пес… кто-то что-то крикнул, а где-то вдалеке, за ельником, громыхнул смех.
Красный шатер с белым единорогом, напомнила себе Сашка. Сегодня она честно собиралась навестить караульного сержанта. Все как и договаривались. Не следовало вызывать ненужную подозрительность и плодить врагов.
– Красная палатка? – переспросил девчонку какой-то полупьяный солдат в яркой, с разрезами и бантами, куртке. – Их тут много… Да вон, хоть за той телегой.
– Благодарю.
– Эй, дева! Благодарят не так… Эй! Да, постой же! Говорю тебе, стой! Ах ты ж, черт… – спотыкнувшись, вдруг возжелавший любви пьяница кубарем покатился в овраг.
Рыжая даже не оглянулась. Кутаясь в серый плащ с накинутым на голову капюшоном, она искоса рассматривала ряды палаток и маркитантских возов, старательно запоминала, где расположены пушки и припасы к ним. Вот в тех телегах – видно издалека – ядра, а вон там, под рогожкою – бочонки с порохом. Если умудриться их поджечь… Кстати, как тут дела с охраной?
– Ой-ла-ла-ла! – внезапно затянув какую-то песню, девчонка нагло свернула к телегам. – Ой-ла-ла-ла…
– Стой, кто идет?! – тут же последовал строгий окрик, и прямо в Сашкин живот уперлось тупое дуло аркебузы.
– А я… я это… – Сашка широко улыбнулась воину – молодому и вполне симпатичному парню с бритым лицом и длинными, точащими из-под шлема, локонами. – А как вас зовут, доблестный гофлейтер?
– Куда идешь, спрашиваю? – не поддаваясь девичьим чарам, наемник вел себя весьма недружелюбно. – Хочешь пулю в живот?
Немецкий его оставлял желать лучшего, так ведь и Сашка тоже еще только осваивала язык… но все прекрасно поняла с первого раза. Трудно было бы не догадаться.
– Я ищу красный шатер, меня туда звали, Богом клянусь, звали, и я…
– Проваливай, – солдат шевельнул мушкетом. – Живо у меня. А красная палатка, кстати, вон там.
– Да возблагодарит вас Господь, доблестный воин!
Свернув в указанную грозным стражем сторону, девушка прошла мимо сидевшей у костра теплой компании, включавшей в себя как мужчин, так и женщин, и, свернув в небольшой перелесок, едва не наступила на чье-то тело. Впрочем, тело тут же вскочило… Сверкнул нож!
– Федька! – отпрянув, узнала отрока рыжая. – Ты чего здесь?
– Высматриваю, – тотчас убрав нож, парнишка приосанился. – Уже вызнал, где они порох и ядра хранят…
– Сто шагов на восток от ельника – три телеги с ядрами и еще пять – с порохом. Укрыты рогожками. Рядом – две пушки. Тяжелые мортиры.
– Ого! – изумился Федька. – Ну, у тебя и глаз!
– Надо бы вызнать, где в шведском лагере пушки, – вглядываясь в туман, тихо промолвила девушка. – Завтра пойду.
– Я с тобой! Если что… – подросток красноречиво показал нож.
– Это можно, – одобрительно кивнула Сашка. – Только осторожно, без шума. Да с такой защитой мне сам черт не брат! Скажу королю – будешь представлен к награде.
Отрок неожиданно смутился:
– Да я ж не корысти ради! Аграфена, ты ж мне – как сестра родная. Да всем нам. Без тебя б пропали давно, сгибнули…
– Ла-адно, пошли уж. Где наша ни пропадала, – махнув рукой, девушка осмотрелась и решительно зашагала в сторону горящего невдалеке костра.
Странно, но у огня никого видно не было, и никакой котелок над пламенем не висел, никакая похлебка не булькала. Зачем тогда костер? Шатер этот? Кстати, свирепый часовой не обманул – действительно красный. И над пологом – герб. Какой-то зверь белый.
