мне не видно?
Андрей отрицательно покачал головой, и паренек тут же обмяк, словно из него выпустили воздух:
– Ну да… Оброс, голый. Всю зиму почти не жрамши… Но кровь росомахи себя еще покажет! – вдруг вскинул он подбородок. – Поверь мне, Еундрей, так просто все это не кончится!
– Андрей, – машинально поправил его студент, снова откинул голову на траву и опустил веки.
Долгих десять дней обоз катился на восток, от ручья к реке, от реки к колодцу. В пути к нему присоединились еще с десяток возков и несколько рабов. Мужчины разного возраста, но, в отличие от Ченосика, довольно крепкие. Из их хмурых переговоров Андрей понял, что все принадлежали к разным звериным родам: бобрам, рысям, лисицам, лосям и даже волкам. Славян среди пленников не оказалось ни одного. Все они были…
– Жрите, лесовики, – сказал однажды скиф, кинув на всех мешок кураги, и колдун сразу вспомнил: «лесовики»! Именно так назвали варяги напавших из березняка разбойников. Народ, про который Андрей в своем будущем и вовсе никогда ничего не слышал.
Разросшийся обоз наконец-то докатился до могучей полноводной реки, каковая могла быть только Доном. Скифы развязали всех рабов, кроме Андрея, и погнали разгружать повозки на бревенчатые плоты. Телеги с грузом эти примитивные паромы, похоже, не выдерживали. В несколько ходок все тюки, корзины и бочки были переправлены на восточный берег. Следом наступила очередь пустых колымаг.
Лошадей степняки заставили переплыть самих: сидели на краю плота и удерживали за морды, не давая хлебнуть воды и помогая двигаться.
Закончился весь этот тяжкий труд только ночью. Усталые люди расселись у костров, подкрепляя силы, – связанный колдун, как всегда, валялся в темноте возле телеги.
Неожиданно Андрей ощутил щекочущий аромат запеченной рыбы, услышал осторожные шаги…
– Еундрей, ты где?
– Ченосик? – отозвался студент.
– А-а, вижу… – Паренек уселся рядом, положил на траву тушку крупного окуня, аккуратно разломил вдоль хребта. – Обижаются люди на тебя, Еундрей. Тяжело всем приходится. Работы много, ладони в кровь. А ты лежишь и ничего не делаешь. Я им сказываю, ненавидят тебя сильно скифы, оттого и не развязывают. Вон, даже удавка с колдовскими рунами на шее и голове. А они мыслят, что за себя и тебя трудиться вышло.
Он отломил ломтик рыбы, положил колдуну в рот.
Андрей прожевал угощение и торопливо предложил:
– Развяжите меня! Я вам сразу покажу, чего умею!
– Поздно уже. – Ченосик дал ему еще рыбы.
– Развяжи, не пожалеешь!
– Видел я твои путы. Наглухо затянуты. Их резать надо.
– Ты развязан, чего не бежишь? – спросил его студент.
– Куда? – развел руками Ченосик. – Тут степь, прятаться некуда. Выследят скифы да изувечат, дабы прочим неповадно было.
– Развяжи, я проведу! Мне бы только освободиться!
– Ты же северянин, Еундрей, – покачал головой паренек. – Откуда тебе здешние тропы знать? – Лесовик положил ему в рот остатки рыбы и поднялся. – Пойду. Вестимо, всех уже на ночь вяжут.
С рассветом рабы, понукаемые плетьми и грозными окриками, загрузили телеги, собрались возле Андрея, бросая на него недовольные взгляды.
– Ничего, чужак. Мы тебе твою лень еще попомним… – пообещал кто-то из них.
Студент не ответил. Скифов рабы, понятно, боялись. Вот и решили отыграться на том, кто неспособен дать отпор.
Степняки скрутили невольникам руки за спины, прихватили шеи одной длинной веревкой и двинулись в путь, куда-то в северо-восточном направлении.
Путь по восточному берегу оказался намного тяжелее, нежели до переправы. Здесь длиннющий обоз шел от рассвета до заката и останавливался возле колодцев. Каждый вечер обозники забирали рабов и ставили их черпать воду. Вволю напоить две сотни лошадей удавалось только к полуночи, лесовики возвращались на привязь вымотанные и злые – и любви к вечно «отдыхающему» молодому чародею это не добавляло.
