такой, – соединила в сердечко пальцы и приложила к середине груди. – А что, ей понравится, совершенно точно. Она девочка чувствительная…
– Какой птичкой? – искры вскинулись и посыпались шумно на пол. – Каким голубем?! – возмущённо взревел сизый дух. – Котиком ещё предложи!
– Но-но! – старая ведьма решительно призвала персональное привидение к порядку. – А вот котов мне не трогай! С котами у меня всё серьёзно. – Магдалена неторопливо уселась в скрипучей кровати, поправляя на скошенной старой сетке удобнее ягодицы. Проворчала недовольно: – Сам-то знаешь, чего хочешь? – сощурила глаза, уставилась на Ксандера с обидой и отвернулась к стене. Спустя минуту с кровати резво спрыгнула юная рыжая дева.
– Ма-аг-да! – сквозь призрачные зубы процедил дух. – Ты это можешь! У тебя сам дрэк в приятелях ходит!
– Так
– Ты куда собралась, окаянная?! – Ксандер топнул прозрачной ногой и провалился по колено на нижний этаж. – У нас там ни любви, ни привязанности пока, – дёргал конечность с усилием, но перекрытие ту ни в какую не выпускало, – ни заботы! – Магдалена щёлкнула пальцами, и духа с очередным злобным рывком вышвырнуло в окно. – Куда собралась, я тебя спрашиваю?! – грозно потребовала ответа сизая голова, появившись прямо из рамы.
– Вот любви и хочу! – вскинула томно голову и поправила теперь грудь. – Большой и жаркой, – подумала и уверенно уточнила: – Очень большой, – зыркнула на Ксандера, блестя хитрющими глазами. – Ба! Это коричневенькое вот сейчас – это что у тебя было? Это ты покраснел, что ли? – тонкими иглами застучал по комнате звонкий ведьмин смех. Магдалена хохотала, запрокинув голову и прикрывая юной ладошкой яркие, сочные теперь губы. – К Вельнику, – обмахиваясь, выдохнула Магдалена. – К Вельнику я пойду! – вытерла краешком скатерти редкие слёзки. – Крепкий он мужик, точно знаю! А сын у него… – протянула мечтательно, – мм-м, какой сын!
Ксандер выругался так, что с кустов за окном всех птиц сдёрнуло разом, и рванулся стремительно под потолок.
– Не фырчи, Ксандер, – прошептала вдруг женщина с грустью. – Ты же знаешь, чего я хочу. Давно знаешь, – посмотрела вслед духу долгим густым взглядом.
– Сумасшедшая! – взревело пространство, чтобы в следующее мгновение обрушиться вниз искристым, кусачим, обжигающим водопадом. Магдалена громко взвизгнула, в окна полыхнуло огнём, озарив комнату сияющим светом, и, выплюнув его изрядно наружу, прорезало прохладную сельскую темноту.
– Научился-таки, блаженный! – восторженно прошипела Магдалена. – Нашёл выход.
По лестнице зашумел грохот множества ног, и дверь содрогнулась.
– Пожар! – кричали снаружи что есть мочи. – Бабка Магда, на голос! На голос иди! – вопил фальцетом мужчина. Дверь подсадили. Ещё раз и ещё. Заклинание кривилось, морщилось, но оборону держало.
Магдалена тихонько прочистила горло и хрипло прокряхтела из-за двери:
– Нету у меня никакого пожару, духи это ваших, Веснянковских, им космос нонешний беспокойный, – и добавила страшно, погромче: – А ты, Динка, домой беги, стирка у тебя убежала, газ залило. Смотри, как бы детки не надышались.
Снаружи взвизгнуло и зашумело, кто-то бросился бежать. Голоса загудели пониманием и приязнью.
– И то дело, – кивнула себе Магдалена. – И ты, Микита-слесарь, завтра зайди, скажу, как зуб подлечить. Чего раньше не пришёл, паразит? Зачем довёл до края? Тьфу, бестолочи! – плюнула так, чтоб за дверью точно было слышно. – По домам воротайтесь. Ночь уж. Не до вас мне.
– А как она… – спросил шёпотом тонкий юный голосок.
– А вот так она! – прицыкнул поспешливо на него другой, старый. – А ну дуй отседова, пока спрашивалку не задавили.
На лестнице зашуршали и схлынули шаги, Магдалена выглянула из-за двери осторожно, да и потянулась к косынке – накинуть на плечи.
– Вот они-то тебе зачем? – Ксандер с грустью смотрел на рыжую вертихвостку. – К чему ты это с ними? Ты ж не добрая. Кто угодно, только не ты. – Призрачный граф болезненно нахмурился и отвернулся.
– Не добрая, – сказала зеркалу Магдалена и повела красиво плечами. Улыбнулась предвкушающе и коварно: держись, Вельник! – Но и что теперь? Они меня от этого любят – это раз. Собой платят – это два. Какой дурак от дармовщины уворачиваться станет? И я не подумаю, – пожала кокетливо плечом. – На поклон идут, пользу тащут, во всей округе славят. А я до этого, сам знаешь, люблю я это.
