– Нет… похоже, нет. Но уводили.
Он запнулся на ровном месте.
– Что?
– Забирали подростков… Слушай, а что такое аламат?
Тейт молча указал вперед; за поворотом как раз показалось высоченное дерево с широкой, сплюснутой кроной и светло- коричневым стволом. Вместо листвы оно было покрыто мягкими темно-зелеными иголочками. На верхних ветках гроздьями висели крупные, с детскую голову орехи. Под деревом, прямо на дощатом настиле, сидел коротко стриженный седой мужчина в пышных одеждах, за плечом у которого подпирал ствол молодой человек в безрукавке и широких штанах, перехваченных под коленями и у щиколоток.
– Наророки!
Диккери скатилась с айра быстрее, чем я успела отреагировать, и с разбегу обняла молодого мужчину. Второй, постарше, даже не пошевелился, хотя от него дохнуло одновременно страхом, нежностью и облегчением.
Мастер Ригуми остановился, складывая руки на груди так, что кисти полностью скрылись в рукавах. Менее угрожающим это его не сделало, скорее наоборот.
– Хакк, я полагаю? – спросил он, глядя на старшего из мужчин. Диккери замерла робкой мышкой. – Не бойся. Я не причиню вреда никому в деревне. Сперва поговорим.
Меня бы такое «сперва» изрядно напрягло, но хакк, наоборот, успокоился. После обмена приветствиями нас пригласили во внутренний двор. Тот, кого Диккери назвала «Наророки», оказался ее старшим братом. Еще один сын хакка лежал в доме, раненый, и вокруг него хлопотали младшие сестры. Остальные трое пока не вернулись с многодневной океанской охоты – я так поняла, к счастью, потому что девять молодых мужчин и семь женщин погибли вчера, пытаясь защитить своих родичей и друзей от магов.
Полтора десятка убитых… И с собой маги забрали около пятидесяти подростков. Деревня за один день лишилась примерно десятой части населения, причем именно юных, сильных, красивых. И не в нашем четырнадцатимиллиардном мире, а здесь, где на всей планете обитает от десяти до тридцати миллионов человек и для жизни пригодна лишь небольшая часть территории.
Дома я никогда не задумывалась о выживании людей как вида, а сейчас не могу отогнать эту мысль.
Вскоре и мы, и деревенские расселись на подушках, разложенных кругом во внутреннем дворе, под старым искривленным аламатом. Кроме хакка и его сына местных представляли еще шесть человек, мужчины и женщины средних лет. Диккери, что интересно, устроилась рядом с Лиорой, а не с отцом. Немного поодаль, на деревянном настиле, окружавшем дом, сидел мальчик лет одиннадцати с завязанными глазами. У него было странное сознание – очень быстрый поток размытых образов, насыщенных запахами и звуками, и с непривычки я даже не могла его сначала расслышать. Однако мальчик не выглядел сломанным, как добыча Хатани Тикки, или слабоумным от рождения – скорее, пугающе иным.
Прислуживала нам не какая-нибудь прекрасная дева, как можно было ожидать, а Наророки: он разносил пиалы с крепким напитком, похожим на холодную шергу, подслащенную фруктовым соком, и предлагал вяленую рыбу. Я, памятуя об отравлении, ничего так и не попробовала и заработала несколько косых взглядов от деревенских.
Ладно. Лучше показаться невежливой, чем потом свалиться в самый ответственный момент.
– Рассказывайте то, что стоило бы услышать вашему союзнику, – попросил Ригуми Шаа, когда с формальностями было покончено. Затем бросил взгляд поочередно на меня и на Лиору и добавил тихо: – Внимайте.
Ага. Значит, надо проверять слова хакка телепатией. Что ж, разумно.
По большей части рассказ совпадал с умозаключениями мастера и с тем, что ранее поведала Диккери. Только взгляды на роль Пайна во всей этой заварушке разнились – и некоторые сроки, что, впрочем, неудивительно. Хакк, оказывается, узнал о том, кто именно ухаживает за его дочерью, гораздо раньше, чем она считала. Однако не подал виду.
– Я знал, что маг приведет беду. Сам, если он жаден и жесток, или его враги, если он добр, потому что добрые и одинокие – желанная добыча для тех, кто живет в горах, – спокойно пояснил хакк и уставился на Диккери: – Но дочь я терять не хотел. Ждал, пока любовь пройдет и маг исчезнет. О ребенке, если бы он родился, мы бы позаботились.
Она вскинула подбородок, заливаясь румянцем, но не от смущения, а от злости.
В тот самый момент я осознала, насколько хакк любил свою дочь.
У шестерых представителей из деревни, приглашенных на импровизированный совет, мысли свернули по проторенной дорожке, общей на всех. «Позаботиться» для этих людей означало утопить, отравить, уронить из окна, удушить ночью… У любого из них дитя от такой связи не прожило бы и нескольких месяцев. И только хакк под «позаботиться» подразумевал именно «воспитать». Жаль,
