пронзительности стало ясно: все минувшее время, с тех пор как он взял найденыша в ученики, сталкерская судьба его, Бустера, кол ему промежду булками, здоровье его и сама жизнь зависели от порождения Зоны, от похожей на человека твари, не будем бояться этого слова…
«Стоп! – сказал он себе. – А не заносит ли тебя, дружок? Разве за прошедшее с того дня время Жека хоть раз заставил тебя усомниться в дружбе и преданности? Сколько раз он спасал тебя с риском для собственной жизни?»
Душу Сергея тронул стыд. И в самом деле, что у него есть против пацана, кроме домыслов и подозрений?
Ева рядом перестала сопеть. Перевернулась лицом к нему и попросила жалобно:
– Бустер, очнись…
Пришел он в себя от того, что его похлопывали по щекам.
– Бустер! Очнись, мать твою за пилотку! Бустер!!!
Он с большим трудом приоткрыл веки, давившие на глаза так, будто на них положили по килограммовой гире.
Перед глазами было серое небо, а на его фоне – встревоженная физиономия Куприянова в лицевом окошке защитного шлема.
– Слава богу, пришел в себя!
– Ч-что с-случилось? – с трудом проговорил Сергей.
В памяти была прореха непонятного размера, и заштопать ее пока не представлялось ни малейшей возможности. Последнее, что он помнил, – проминающийся асфальт под невидимыми гигантскими лапами…
– Руками-ногами двинуть можешь? Пошевелись-ка!
Сергей послушался. Кажется, конечности были целы…
– В-вроде м-могу… Ч-что… со мной… – губы начали справляться со словами.
Куприянов не ответил. Его пальцы принялись ощупывать грудь Сергея, слегка нажимая на ребра.
– Не болят ребра?
– В-вроде… не болят… – Сергей попробовал шевельнуть головой, и тут же мир едва не перевернулся кверху колесами. Как автомобиль, наскочивший на тротуарный поребрик. Пришлось угомониться и прикрыть глаза.
– Г-голова… кружится…
Куприянов издал неопределенный звук – не то крякнул, не то хмыкнул – и пояснил:
– Контузило тебя, брат Бустер.
И тут же память вернулась.
Вот они топают по Среднему проспекту, мимо «Кузнечного дворика»… Вот непонятный черный шар за ржавым забором. Яйцо?.. Вот вылупляющаяся из него неведомая тварь, быстро превращающаяся не то в птеродактиля, не то в дракона… Сокрушительный залп из четырех стволов… Пытающийся прикрыть от взрывной волны Жеку и его, Сергея, капитан. Собой прикрыть, своим телом… Ни хрена себе струна!
– А с Жекой что?
– Пришел в чувство минуту назад. Но тоже контужен.
Вот влипли так влипли!..
Сергей снова попытался повернуть голову. И опять был вынужден закрыть глаза.
– Тут стрелять пришлось, мать нашу за пилотку! – начал капитан, но Сергей прервал его:
– Я вспомнил. Вылупляющийся птеродактиль…
– Это хорошо, что вспомнил. Как поступим-то теперь? Идти же вы не сможете.
– Почему не сможем? – Сергей попытался подняться на локтях, и дневной свет тут же померк…
Когда он очнулся снова, его несли. Подташнивало и хотелось только одного – чтобы оставили в покое.
Куда тащат? Зачем? И вообще не хрен было дожидаться, пока летающая тварь вылупится, надо было грохать ее вместе с яйцом! Исследователь Куприянов, кол тебе промежду булками! Тоже мне «каракал»-яйцеголовый!
Но и я тоже хорош! Привык же сначала стрелять, потом разбираться. А тут…
Свет опять померк.
И опять Сергей пришел в себя.
Все еще несут куда-то… Куда? Полдня же уже тащат! За это время можно было на Стрелку добраться, к останкам Ростральных колонн…
Наконец его положили на какую-то горизонтальную твердую поверхность. Причиняя боль, стащили разгрузку.
