— Вы оттуда?! Как вам не стыдно?! Нам нужен дождь, а вы намудрили, наслали на нас молнии.
Толя шмыгнул носом, маленький, переполненный сожалением, горем…
— Дедушку нашего… извели… дедушку… Тоже мне ученые!
Тогда все заговорили разом, пересказывая подробности катастрофы, возмущаясь, упрекая…
Ролинский молчал… Он даже забыл спросить, что едят степные черепахи.
Ветер гнал в выбоины пепел — легкий, черный, грустный…
Мак действует
Бориса Александровича неожиданно вызвал парткомитет Всесоюзного бюро погоды, и он вылетел в Москву, взяв в пилоты радиста Яся.
Короткий приказ на время его отсутствия назначил начальником Раю. С этим новым, теперь очень строгим начальником, утратившим за последние дни свои беззаботные ямочки, у Мака состоялся какой-то серьезный и долгий разговор.
После этого Мак, как крот, засел в своей комнате за новую работу. Он тоже превратился в ученого-исследователя. Полем его опытов был передатчик сконструированного им маленького телевизора, в котором он решил произвести кое-какие сложные изменения.
Работа, очевидно, имела большое значение. Мак даже не пошел обедать. Ежик на его голове нахохлился, как челка у озабоченного близкой опасностью воробья. От жары на кончике носа проступили капли пота. А уголки губ сомкнулись крепко, совсем как у Горного-отца, когда тот бывал занят напряженной работой.
— Погоди, я тебя поймаю. Честное пионерское слово под салютом, поймаю! — шептал он неизвестно кому.
По всему было видно, что этот «кто-то» здорово досаждал Маку, и тот даже сжал небольшой, но крепкий кулак. Молчаливая, но красноречивая угроза дополнила энергичное обещание.
Комнатка Мака превратилась в лабораторию. Едко пахли химические вещества, от пластин поднимался в воздух легкий, как дымок, пар. Окно было затянуто тяжелой темной шторой. Иногда таинственно погасала обычная лампа и вместо нее вспыхивали синие или фиолетовые огни. Лицо Мака, его движения становились загадочными, покрытыми мраком неизвестности.
Покончив со своими манипуляциями, Мак перебрался в электричку. Там он тоже тщательно запер дверь. Но это было излишним — на станции было тихо и безлюдно. Рая и радист работали в комнате наблюдений. Гандин пошел в парк погулять, а Ролинский и Катюша поехали в деревню. Никто не мешал Маку в работе. Бережно замаскированный за картиной, изображавшей кучевые облака, стоял на страже телепередатчик своеобразной конструкции, направив зоркий глаз в глубь комнаты, где происходили странные явления.
Только раз Мак прервал работу, чтобы позвонить из аэродромной по телефону Галинке.
— Алло, Галинка, как дедушка?.. Плохо?.. — Мак сказал, что и он, и отец, и Рая — все очень обеспокоены тем, что случилось. Но пусть она простит, что он до сих пор не навестил дедушку… Его задерживает крайне важное дело. Какое?.. О, он ей все расскажет, когда придет через часок-другой.
Звонок Мака ненадолго развлек Галинку, которая просто места себе не находила, боясь за здоровье дедушки.
Бедный дедушка лежал весь забинтованный. Казалось, и человек более крепкий кричал бы от невыносимой боли, которую причиняли страшные ожоги, покрывавшие все тело, а дед еще находил в себе мужество вести деловой разговор с одним из молодых ученых из своей лаборатории. Он категорически отказался лечь в больницу, пока не поговорит со своим помощником, и врачи разрешили ему переждать несколько часов дома. Перед тем, в амбулатории, он позволил делать с собой что угодно. Сестра-сиделка уже дважды впрыскивала ему какие-то лекарства и все время сидела у кровати.
Дед посылал на научную комиссию одного из своих учеников и должен был ввести его в курс всех своих научных изысканий. Сосуды с жабой-слоном и какими-то препаратами стояли на стуле.
— Ты поздравь ученых. Скажи, добьемся еще… лучших результатов!..
Голос вдруг упал до шепота, и посиневшие веки опустились на измученные глаза. Дед чуть не потерял сознание, и сестра очень возмутилась.
— Хватит. Вам разговаривать запрещено. Я вам не позволю, слышите?
Но этого можно было и не говорить. Перепуганный помощник торопливо забрал препараты и побежал к выходу: дед потерял
