Появился пульс. Сначала слабый, едва заметный, потом уже более выраженный.
Гоэта самостоятельно дышала. Пара минут – и она закашлялась, распахнув глаза.
– Получите, – Малис укутал Эллину в плащ и обернулся к Брагоньеру. – Теперь дело за вами.
– Сегодня же в ваших руках будет письменное постановление с моей личной печатью. Она в сознании? Или спит?
– В сознании, господин инквизитор. Ваш голос, кажется, узнала.
Соэр быстрым шагом приблизился к алтарю. Некромант посторонился, и он увидел Эллину. Она по-прежнему лежала, но явно была жива, хотя и слаба.
Эллине было холодно, очень холодно. Казалось, она продрогла до костей. И больно в груди.
Перед глазами встало последнее воспоминание, перед тем как она потеряла сознание, – нож, вонзающийся в ее тело.
Гоэта вскрикнула, дернулась, еще больше взвинтив нервы обоих мужчин, и в страхе приложила руку к груди. Она боялась почувствовать усиление боли, увидеть кровь, но ничего этого не произошло. Зато Эллина поняла, что лежит практически голая. Наверное, и поэтому так холодно, будто лед внутри.
Смутившись – мужчины же смотрят, хотя они оба видели ее без одежды, – гоэта попыталась прикрыть грудь отброшенными по неосторожности полами плаща.
– Вы совсем окоченели. Сейчас. Нужно было сразу это сделать…
Брагоньер снял куртку, наклонился к гоэте и, приподняв, вдел ее руки в рукава. Та поблагодарила его и, дрожа, запахнула ее. Застегнуть не смогла, это за нее сделал соэр, попутно перетащив плащ под ней так, чтобы он полностью прикрывал ноги.
Куртка, хранившая тепло человека, согревала быстрее, нежели пронизанная морозной свежестью любая теплая вещь из седельной сумки. Хотя бы потому, что температура тела Эллины была далека от нормы. Постепенно начала возвращаться подвижность, менялся цвет кожи.
Убедившись, что гоэта нормально дышит, укутана и умирать не собирается, Брагоньер встал и подошел к некроманту.
– Этого, – соэр пнул ногой тело Гланера, – оживить можно? Мне нужно только, чтобы боль чувствовал и из головы извлечь что- то можно было. Зачту за помощь государству со всеми вытекающими последствиями.
– Считаете, что слишком легко отделался? Что ж, охотно помог бы Гланеру ощутить всю прелесть общения с палачом, но ничего, кроме ходячего трупа без мозгов, не выйдет. Можно попробовать отловить айга, попытаться засунуть обратно в тело, но не гарантирую, что результат вас устроит. Кому нужен живой темный?
– Инквизиции. Вы правы, господин Малис, я желал бы, чтобы господин Ашерин испытал удовольствие умереть дважды.
Одного взгляда на соэра было достаточно, чтобы понять, что, воскресни Гланер, ему бы пришлось вновь расставаться со своим телом очень долго.
– Малис, что ты здесь делаешь? Тебя же сожгут! – до этого молчаливо наблюдавшая за ними Эллина, запинаясь, подала голос. – И где Гланер? И я… Он ведь ударил меня ножом, хотел принести в жертву…
Некромант обернулся к ней и улыбнулся:
– Все в порядке, Линочка, твой бывший друг уже не вернется. Поверни голову и увидишь его труп. А ты живая. Жертвоприношения же – по части господина инквизитора. Потом в красках все ему расскажешь. Ты там как, дышать не больно?
– Ты?..
Она поняла, что жива благодаря ему. Но как он оказался здесь? Шел по ее следу, страховал?
– Да, Лин, ты снова влезла в долги, – рассмеялся Малис. – Только-только отдала мне первый, как снова воспользовалась моей помощью. Но на этот раз меня попросили и оплатили работу. Верно ведь, господин инквизитор? А ведь ему, Лина, тяжело было, он таких, как я, ненавидит. Потому как, в отличие от тебя, многое видел.
– Я тоже видела… Поэтому и ушла тогда.
– Да что ты видела? Чьи-то внутренности, выставленные для просушки. Отпираться не стану – не животного происхождения, но это так, мелочи. Я их у свежих покойников вытаскиваю.
– Избавьте Эллину от живописания вашей деятельности, – резко оборвал соэр собиравшегося продолжить некроманта. – Лучше ответьте на вопрос, который я задал в самом начале беседы.
– Охотно. Вы угадали, по вашей просьбе меня нанял человек из Тайного управления. Разумеется, вы не просили нанимать меня, вам просто нужен был спокойный некромант для подстраховки. Я сам вышел на того человека, когда узнал, что вы вплели в это Лину.
Брагоньер некоторое время молчал, потом сделал шаг к гоэте и замер, пристально смотря ей в глаза.
– Я не думал, что все так обернется. Я виноват перед вами, Эллина, – прикусив губу, пробормотал он. – Прошу прощения и за
