выдержала испытания, даже, преодолев стыд и отвращение, поведав об обоих изнасилованиях. Рассказала почти все, потупившись, не глядя ни на судебную коллегию, ни на обвинителя в лице Брагоньера. Адвоката покойному Ашерину, как темному и изменнику, не полагалось, если бы он был жив, то вынужден был бы защищать себя сам.
Процесс вызвал общественный резонанс, много горожан собралось в условленный день и час на площади, чтобы взглянуть, как пламя костра поглощает труп Гланера Ашерина.
Его родители стояли у костра. Лишенные личного дворянства, должностей, большей части имущества в счет казны, Ашерины сохранили лишь то, что отец Гланера получил в приданое за супругой, – такова была цена предательства их сына. Все, что принадлежало ему или перешло бы ему по наследству от родителей, отняла корона. Помимо этого, бывший Председатель суда города Орта обязан был выплатить в течение года шестьсот лозенов пострадавшему от действий Гланера Председателю совета министров и пятьсот пятьдесят госпоже Эллине Тэр.
Эллина на казнь не пошла – кем бы ни был Гланер, смотреть на издевательства над трупом она не собиралась.
Она покинула Калеот при первой возможности, вернулась в Сатию.
С трепетом сворачивая на Тенистую улицу, гоэта ожидала косых взглядов, навязчивых вопросов, но ничего этого не было. С ней привычно поздоровался хозяин «Белой мышки», пригласил вечерком посидеть у него, выпить за счет заведения. Знакомые и соседи ограничились лишь вежливой радостью по поводу ее возвращения. Но Эллина догадывалась, что это всего лишь затишье перед бурей, которая разразится вечером в трактире.
Устало заведя служебную лошадь в конюшню, гоэта поднялась на крыльцо. Ключи она потеряла, так что пришлось воспользоваться припрятанным на такой случай в укромном месте запасным комплектом, благо во время обыска никому не пришло в голову перебрать по досочке весь дом.
Внутри царил порядок – значит, Урсула не бросила ее жилище. Что ж, одной проблемой меньше – не придется воевать с залежами хлама.
Из кухни тянуло чем-то аппетитным, настолько, что потекли слюнки. Не удержавшись, Эллина заглянула туда и увидела кухарку, колдующую над плитой.
Поев и немного отдохнув, гоэта переоделась и отправилась в банк: наличных катастрофически не хватало, а брать в долг она традиционно отказывалась, даже если ей предлагал инквизитор.
Забрала свои вещи, приобретенные в свое время за казенный счет, кошелек Гланера, в который перекочевали и кровно заработанные ею деньги, отобранные разбойниками, купила почти на все сбережения лошадь: ту, на которой приехала, честно вернула Следственному управлению, оставив только на кров и еду.
Видимо, весть о ее возвращении разнеслась по всей Сатии: у калитки Эллина столкнулась с прикатившей в экипаже Анабель. Та, естественно, увлекла ее к себе и за бутылкой вина в отделанной по последней моде гостиной выпытала все подробности треволнений последних месяцев.
– Кто бы мог подумать, что Гланер такая похотливая сволочь! Нет, я видела, что он иногда тебя глазами пожирает, но не придавала значения. Знаешь, может, следовало ему как-то дать…
Под взглядом подруги Анабель осеклась и через минуту продолжила тем же возмущенным тоном:
– Ты права, мразь еще та. Всегда мне не нравился.
Жизнь постепенно входила в прежнюю налаженную колею. Слухи утихли, появились заказы. Эллина, отдохнув пару дней, снова принялась за работу, стараясь выбросить из головы то, что с ней произошло.
Некоторое время гоэта опасалась быть откровенной с друзьями – везде мерещились двуличные предатели, но потом вернулись и прежние отношения, и приятельские посиделки.
Как-то утром, по обыкновению собираясь в «Белую мышку», Эллина обнаружила под входной дверью конверт без подписи. В нем оказалось приглашение на представление в один из знатных домов Сатии. Подумав, что это дело рук Анабель, гоэта убрала конверт и думать о нем забыла. Но потом выяснилось, что госпожа Меда ничего ей не посылала.
Подумав, что это шутка, Эллина решила никуда не идти, но за час до назначенного времени к ее дому подкатил наемный экипаж. Пришлось одеться и все же поехать.
Гоэта опоздала к началу, поэтому села на первое попавшееся место, у самых дверей. Но к ней тут же подошел слуга и проводил ближе к сцене, туда, где сидели хозяева и почетные гости. Там было всего одно свободное кресло, ровно посредине. Эллине пришлось, смущенно извиняясь, потревожить покой нескольких дворянских семей, чтобы добраться до него.
– А я думал, вы не придете. Но ничего, Фриц настырный, он не уехал бы без вас.
Гоэта удивленно взглянула на своего соседа. Брагоньер?
