– Чего? – Тарин привстал в стременах с таким лицом, что при других обстоятельствах я бы забился в припадке смеха.
Посмотрев в сторону неприятельского войска, я спешился и быстро подошел к воеводе, на ходу вынул нож и, присев на колено, воткнул его в землю.
– Лабызаться потом будем, быстро рисуй, что у тебя тут и где!
Повторять не пришлось, Тарин спрыгнул как молодой, присел рядом, лишь хмыкнул, улыбаясь, и начал быстро объяснять мне, водя по рыжей от глины земле острием:
– Вкруг каменка валов, как здесь, нет… тут если обойдут, да кавалерией своей, то посад снесут и вот так за вал выйдут – тогда, считай, все, в мешке мы… Есть заслон в тысячу ополченцев с пиками да три сотни лучников, но это так, лишь задержать да подкрепления из-за стен дождаться.
– За стенами сколько войска?
– Пять тысяч ополчения и тысяча конных лучников… – Тарин поморщился: – Ну, и полный каменок людей.
– Все?
– Ну… – Тарин развел руками. – Здесь за валами порядка пяти тысяч всякого оружного люда укрылось да стрелков хартских… Много людей в осадах потеряли.
– Ванс за стенами?
– Нет, Ванс вот здесь, в рощах, что на холме, еще с ночи тайно три тысячи своих всадников с пиками вывел, это единственное, чем мы сможем их кавалерии ответить.
– Не единственное, – я оглянулся, за моей спиной у крайнего вала выстраивались коробки по две тысячи пехотинцев, а за ними, в три шеренги, от вала и почти до окраины леса занимали позиции лучники, бегом ко мне мчался Махон… я крикнул ему, указав направление: – Шесть орудий по правую руку! На десять шагов! Два орудия за каменок!
Расслышав меня, Махон остановился, согнулся, уперев руки в колени, отдышался и рванул обратно к приближавшимся повозкам с расчетами.
Снова раздалась барабанная дробь, и от вражеских позиций двинулась пехота, растягиваясь в шеренги, за ними следом еще кто-то, должно быть лучники.
– Ну, теперь-то мы на равных, – зло ухмыльнулся Тарин, отдавая мне нож.
– Я не знаю даже, на что ты надеялся с такими силами…
– На предков и Большой луны помощь… ну, и на тебя, чудной пришелец.
– Ладно, воины Шахара ударят во фланг, как эти упрутся в валы, я уже не могу удерживать их вождя…
– А ты?
– А мне котов кормить надо… переход почти в сутки был, изголодались зверюги, – подмигнул я Тарину, – все, ступай, командуй, воевода, это твоя война.
Забравшись в седло, я убедился, что Махону мое наставничество уже будет лишним, и поехал к шахарскому войску.
– Как завяжется бой у валов, вступайте… Только Махону не мешать, действуйте, как… Пенар знает, как, – бросил я вождю и заставил Рыжего мчаться к эскадрону.
Тем временем многотысячные шеренги пехоты иноземцев, что прикрывались щитами, приблизились к первым валам шагов на триста, образовав почти подкову. По неведомой команде остановились, первая шеренга опустилась на колено, уперев щиты в землю, вторая выставила щиты перед первой, и сразу же из-за них со студящим кровь шуршанием взмыли в небо тысячи стрел, посланные умелыми лучниками за валы. Спустя секунды оттуда стали доносится крики боли, а от основного расположения войск иноземцев двинулся клин облаченной в латы тяжелой пехоты. Они шли под бой барабанов и в такт ему ударяли двухсторонними боевыми топорами себе по кирасам. Грохот стоял еще тот и, надо сказать, вперемешку с криками раненых за валами жути наводил…
– Ну, сейчас начнется, – подъехал я к Дарине, поправил чехол дробовика, закрепленный на поясе и бедре, и посмотрел на свой эскадрон.
– Веди нас, Бэли! – выкрикнул кто-то из наездников. – Веди!
Это «веди нас» стали подхватывать с разных сторон, я встал в седле и поднял руку, на что Рыжий прижал уши и покосился на меня, подозрительно оскалившись. Когда все наездники замолчали, я тихо спросил Дарину:
– Уверена?
– Да! – она похлопала по двум толстым колчанам, притороченным по обе стороны седла, и со злой улыбкой потрясла рукой с зажатым в ней луком, что переспрашивать желания не было.
– Тогда за мной! – крикнул я и направил Рыжего к Красному лесу, а сам подумал, что, кроме меня здесь, все сейчас просто
