В приоткрытые ворота въехал всадник, вручил Корену опечатанный сверток пергамента, развернул лошадь и поскакал прочь, одарив наемников не менее пренебрежительным взглядом. Разломив смолу княжеской печати, Корен развернул пергамент, прочел его и, удовлетворительно кивнув, пошел к дому.
– Какие новости? – наместник Стак отвлекся от завтрака, когда Корен уселся на лавку у входа и задумался.
– Дозорные прибывающего в скором времени гарнизона сообщили, что тот встанет на перекрестке северного и восточного трактов.
– Гарнизон?
– Я же говорил, это для охраны северных границ княжества от набегов. Когда прибудет подкрепление из крепости с земель Желтого озера?
– Сегодня, – ответил наместник, задумался ненадолго и добавил: – Или завтра.
– Я вчера посылал людей, они отметили путь по уже крепкому льду до гатей.
– Лошади пройдут?
– Не уверен, да и не нужны там лошади, только хищников привлекать.
В ответ наместник согласно кивнул и продолжил завтракать.
Следующие два дня в пути прошли относительно спокойно, если не считать затянувшейся вчера охоты у котов, на которую они свинтили всей стаей и вернулись часа через три, не меньше. Я тогда даже подумал, что они ушли оттого, что мы достигли границ их территории, и что скоро явятся другие коты и к ним снова придется привыкать. Но охотники вернулись сытые и довольные, и мы продолжили путь. Было едва уловимое ощущение, что за нами кто-то наблюдает, то ли зверь какой, то ли еще кто, но как я ни напрягался, чтобы уловить хоть чуточку информации об этом – бесполезно. Успокаивало то, что от этого ощущения не фонило опасностью.
На ночлег остановились на каменистом склоне, по которому бежал узкий и шумный ручей. Первое, что я сделал, так это зачерпнул воду из ручья ладонью и сделал пару глотков.
– Чистая какая, – сказал я вслух, – и снегом пахнет.
Солнце уже скрылось за вершинами к западу, но было еще достаточно светло, чтобы оглядеться. Густые рощицы у подножия гор, по склонам редкий кустарник и красные камни, несколько ручьев, все та же река, которая стала много у?же, температура воздуха, по ощущениям, не ниже десяти тепла. Горы высокие, трехтысячники, не меньше. Под ногами глинистая почва с редкой травой, по берегу реки галька, песок и вылизанные кругляши пористой пемзы разного размера. Отчего-то вспомнился мотив – индейская флейта, барабаны… прерии, если б не горы.
Дарина уже справилась с разведением костра и возилась с ужином, пока я предавался созерцанию окрестностей, точнее, она перебирала наши скудные запасы и думала, что же можно приготовить.
– Знаешь, а мне здесь нравится, – присел я у костра и подкинул пару веток хвороста.
– Мне тоже, но опасаюсь я, Никитин.
– Чего?
– Того, что не знаю этих мест, не знаю, чего от них ожидать еще, – Дарина немного помолчала, а потом спросила: – Мы уже пришли?
– Думаю, да, – уверенно кивнул я, рассматривая в сумерках рощу на противоположном берегу, – вон там неплохие деревья, не такие кривые, как были по пути сюда. Завтра нарублю жердей, сооружу для начала какой-нибудь навес, потом осмотрю склоны, выясню, как тут с дичью.
– Мы никогда не вернемся домой, в Трехречье?
– Вернемся, я тебе обещаю, но как мы это сделаем, еще надо придумать. В любом случае по всей границе чистого озера теперь будут дозоры, и гарнизон поставят до весны.
– Значит, зимуем здесь?
– Да, а весной решим, как поступить.
– Очаг нужен, хоть и ненадолго мы здесь, а все же надо очаг.
– Все будет, руки вроде не из задницы растут, обустроимся.
Дарина не поняла фразы и вопросительно посмотрела сначала на меня, потом на мои руки.
– Ладно, давай котелок, схожу, отмою в реке, – улыбнулся я.
Я опустил котелок в воду и замер. Теплая! Если не сказать горячая, относительно температуры воздуха. Вот это да! Зачерпнул ладонями речную воду и умылся… Зачем? А затем, что помню, чем закончилось мое падение в болото и как реагирует кожа и
