– Минуточку! – прозвучал ее голос из-за стены. – Что за идиотские, вонючие, сучьи…
Дверь распахнулась.
Устройство вокруг правого бедра Шеннон представляло собой прозрачный пластиковый цилиндр, наполненный зеленым гелем. Оно удерживалось на ее ноге от колена почти до паха с помощью напоминающих сороконожку ремешков, которые подергивались и затягивались, когда она двигалась. Наверняка лучшее из того, что могла предложить НЗО (Купер ничего подобного в жизни не видел). Но внешне это напоминало нечто среднее между паропанковским ювелирным изделием и средневековым пыточным орудием.
– Что? – спросила Шеннон, увидев выражение его лица. Купер постарался не рассмеяться. Изо всех сил. Но чем больше он старался, тем хуже у него получалось. То, что началось, как сдавленный смешок, быстро обрело свойства снежного кома. Тут все сыграло роль: и ее раздраженная гримаска («Ты надо мной издеваешься?»), и сама мысль о том, что Девушка, Которая Проходит Сквозь Стены, пользуется костылями, а ее гибкая грация свелась к шатким подпрыгиваниям.
– Ну, давай-давай, смейся, придурок.
Он сделал над собой еще одно усилие, но все равно не смог остановиться.
– Веселись, – притворно обиделась она, – а я пока воздержусь.
– Извини.
Когда ему удалось взять себя в руки, он повторил:
– Извини. Выглядишь ты просто здорово.
– Ха-ха.
– Нет, правда. Как бы и мне такой штукой обзавестись?
– Продолжай в том же духе – и скоро узнаешь.
Он вошел, взял ее лицо в ладони и поцеловал. Они никуда не торопились, их языки и губы исполняли неспешный танец. Когда они наконец разъединились, Купер сказал:
– Привет.
– Привет.
– Болит? – спросил он, взглянув на ее ногу.
– С таблетками не болит. И эпштейновские доктора говорят: две недели с этой фигней на ноге, две недели физиотерапии, и я буду как новенькая. Неплохо для перелома бедра.
– Да уж. От слов «перелом» и «бедро» в одном предложении у меня мурашки по коже.
– Героический поступок. – Она движением руки пригласила его в квартиру. – Представляешь, я осталась в живых после воздушного тарана во спасение мира.
– Ну, официально мир спас я. Так говорят по всем каналам.
– Господи, – фыркнула Шеннон и, дохромав до дивана, опустилась на него. – Ты и без того нос задирал, а теперь совсем станешь несносным. Пива?
– Конечно.
– В холодильнике, – подмигнула она. – И мне захвати.
На крохотной кухоньке стоял холодильник, в котором не нашлось ничего, кроме острого соуса, горчицы и пива. Очень похоже на его холодильник.
– А тебе пиво с таблетками можно? – спросил он.
– Наверняка.
Она взяла банку, сделала большой глоток. Купер оглядел квартиру, отметил набор для чистки оружия на кухонном столе, приглушенный телевизор, раскрытые книги обложкой вверх (Шеннон как-то сказала ему, что, когда ей нравится книга, она так переламывает корешок, чтобы та лежала плоско на столе и можно было есть и читать), кровать, убираемая в стену, письменный стол в углу, кипы всякого хлама под листьями пластикового растения. Место, неприспособленное для жизни, место для прозябания. Промежуточная станция для жизни, проходящей в другом месте. Он улыбнулся.
– Ты помнишь, как мы ехали сюда? Еще до всего. По нашим липовым паспортам – муж и жена.
– Том и Элисон Каппелло.
– Точно. Мы сочиняли легенду, как мы якобы работали вместе, занимались какой-то кабинетной рутиной. И я, такой изворотливый умник, спросил, а был ли у тебя вообще когда-нибудь письменный стол, и ты тут же выдала что-то вроде: «Да у меня есть стол – очень нужная вещь: на нем стоит мое пластиковое дерево».
