сам бой ничего не останется.
– После победы отдохнем, – отмахнулся я. – Что жандармы? – поднял я взгляд на начальника разведки.
– Отловили около временного расположения пяток каких-то совсем левых людей. Вроде как местные. Но до войны это республиканская территория была, так что… – сделал он непонятную фигуру правой кистью руки.
– Допросили? – не отставал я.
– Как водится. Одно талдычат: «Знать ничего не знаем, хворост собирали». А бить их вы запретили.
– Изолировали?
– Так точно. Специально блиндаж особый заранее выкопали. Там и сидят.
– Завтра с утра отпусти их с извинениями.
– Но… – Второй квартирмейстер хотел еще что-то добавить, но я его прервал:
– Вот именно… Даже накорми, прежде чем отпустить, – ответил я. – Где зампотех?
– Простите? – переспросил начальник штаба.
– Бригадный инженер где? – поправился я.
– Фары проверяет на наличие карбида, – ответил его непосредственный начальник, первый квартирмейстер штаба.
– Что у нас с закладками?
– Все по плану, командир. Все заранее исполнено, – доложил первый квартирмейстер, отвечающий за снабжение и вообще тыловые службы.
– Так что? Лес закрываем, комбриг? – Это опять начальник штаба голос подал.
– Рано. Рано. Рано… – пробормотал я. – Нет еще нужной активности противника. Как там мосты?
– Судя по тому, как работают приданные нам саперы, то к указанному сроку мосты будут готовы, – ответил первый квартирмейстер.
– Вот и солнышко появилось, – обрадовался начальник штаба и стал гасить керосинки. – Зовите телефонистов обратно.
– Солнышко – это хорошо. Это вовремя, – улыбнулся я.
Как же быстро может надоесть хмурое небо.
Паролет стоял на лугу, сливаясь своим осенним камуфляжем с ближайшей рощицей. Снизу его покрасили в «голубое небо». Точная копия моей первой модели, только двухместная. Биплан с толкающим винтом на высоком четырехколесном шасси.
– Ну что, мичман, птичка к полету готова? – спросил я, не сходя с коня, летчика, который ходил и пинал сапогом гусматик на высоких спицованных колесах.
Слез с седла и отдал повод денщику.
– Так точно, командир, только что по второму разу все проверил. Можно лететь.
Паровая машина уже работала, периодически спуская с шипением тонкие струйки избыточного пара. От самого парогенератора никакого шума слышно не было.
– Тогда полетели, ты за штурвалом, а я сегодня за наблюдателя, – заявил я, снимая шинель и принимая от денщика меховую куртку, деревянную кобуру пистолета Гоча и ППГС.
Лицо мичмана украсила дурацкая улыбка.
– Да, да… ты за штурвалом, – подтвердил я. – Доверяю. Только оружие не забудь. Вдруг придется на вынужденную садиться.
Мичман махнул рукой, и к нам подбежали штатные заводские механики. А я полез в гондолу на переднее сиденье. Кабиной это сооружение назвать было трудно. Прям самолетик на качелях в детском парке.
– Как пар? – крикнул мичман механикам, закрепляя у себя в кабине автомат.
– Давление достаточное, – услышал я ответ.
– Стопор?
– Свободный.
– Контакт!
Пропеллер с легким скрипом повернулся за моей спиной.
– Есть контакт, – крикнул механик.
– От винта!
– Есть от винта.
