– Конечно, господин Бенедикт. Вы не хуже меня понимаете, что жить в одном доме с молодым, привлекательным вдовцом, – тетушка кинула взгляд на Вильдана, – не слишком прилично. Хотя, поверьте, я абсолютно уверена в вашем благородстве и в том, что все приличия соблюдались на должном уровне. – При этих словах я непроизвольно поправила ворот платья. – Но увы, кроме Алиры у меня никого не осталось! – Тетушка промокнула глаза платочком. – Мне ничего не остается, как забрать ее домой. Иди, собери свои вещи, дорогая, мы отправимся прямо сейчас.
– Дорогая госпожа Матильда, вы, верно, устали с дороги, – вновь заговорил Бенедикт. – Какой смысл уезжать прямо сейчас? Вы можете отправиться в дорогу завтра, а сегодня оказать нам честь и провести ночь в этом доме. Я распоряжусь, чтобы приготовили комнату для гостей. Тогда у Алиры будет достаточно времени, чтобы собрать вещи.
– Вы правы, дорогой Бенедикт (когда это он успел стать ей дорогим?). Не поверите, какая это честь для меня – находиться в доме главы совета и лицезреть нашего героя, самого Вильдана. – При этих словах пожилая кокетка кинула на героя красноречивый взгляд, который не вызвал у меня ничего, кроме искреннего удивления.
Бенедикт тоже посмотрел на отвернувшегося к окну племянника, а потом элегантно поднялся с кресла и, приблизившись к Матильде, протянул ей руку:
– Думаю, путь в душной карете изрядно утомил вас. Не желаете ли немного прогуляться по саду, пока слуги делают необходимые приготовления?
– Вы столь добры, – начала томно обмахиваться рукой Матильда. – Я бы с удовольствием посмотрела на этот потрясающий дом и на сад, если не буду вам в тягость.
– Компания столь приятной дамы не может никого отяготить, напротив, я получаю искреннее удовольствие от нашего общения. Позвольте предложить вам руку.
Бенедикт ловко подхватил чуть зардевшую Матильду под локоть и вывел за дверь.
Я лишь тихонько вздохнула. Умение кружить женщинам головы – определенно семейная черта Саркисов. Когда они этого хотят, конечно.
Голоса за дверью стихли, а я по-прежнему молча стояла, глядя на Кристиана и ожидая от него хоть каких-то слов. Ну неужели он вот так отпустит меня? Я что же, совсем-совсем не нужна ему?
Когда простояли в молчании больше нескольких минут, я наконец отвернулась и направилась к двери.
– Алира, – вдруг послышался его голос.
– Что? – Я замедлила шаг, слегка повернув голову.
Кристиан стоял вполоборота, прислонившись плечом к оконной раме.
– Не желаешь немного прокатиться верхом?
– Зачем?
– Хотел отвезти тебя в одно место.
– Думаю, я скоро понадоблюсь Матильде, а потому предпочту остаться здесь.
– Дядя сумеет надолго ее занять. Поедем, нам нужно поговорить.
– Почему не можем поговорить здесь?
– Потому что разговор слишком сложный и лучше провести его наедине там, где никто не будет мешать.
Я склонила голову, переводя дух, потом кивнула:
– Хорошо, поедем, хотя прежде ты не позволял мне выходить на улицу.
– Я сам позабочусь о твоей безопасности. Просто наденешь плащ и сядешь со мной на коня.
Мы вышли в холл, накинули на себя плащи, причем в этот раз Вильдан выбрал неприметный темно-синий плащ с глубоким капюшоном, очевидно, чтобы народ не узнал его по привычной серой накидке. Спустились с крыльца, Кристиан подсадил меня в седло, коснувшись руками талии, и от этого прикосновения сердце сделало кувырок в груди. Я села поудобнее и натянула капюшон на лицо. Когда он вскочил в седло позади, я наплевала на все приличия и неприличия и прижалась к его груди, чтобы слышать стук сердца и чувствовать его тепло. Я любовалась мужскими руками и сильными пальцами, которые держали поводья, направляя жеребца вперед, искусно лавируя среди других всадников и экипажей.
Минут через двадцать инквизитор привез меня к берегу реки, на то самое место, где я когда-то убежала от него. Он ловко спустился с коня и, протянув руки, поймал меня и осторожно поставил на землю. Я бы хотела, чтобы он так и не выпускал из объятий, но мужчина внезапно развернул спиной к себе и увлек вперед, присаживаясь на траву возле обрыва и усаживая меня перед собой. Молча, не произнося ни единого слова, не поясняя ничего, он притянул к своей груди, и мы просидели так какое-то время, глядя на ту сторону бурной реки, которая быстро несла вперед свои тяжелые темные воды, а в них, как в зеркале, смешивались
