прогуляться. Вместо него тут же выросло уже двое часовых. Тяжело переваливаясь на коротких лапках, царь местных байбаков отправился пастись в сторону, потихоньку приближаясь к неглубокому устью давно высохшего ручья, идущего параллельно луга с норками. Басмач быстро спрятал бинокль в кожаный чехол, и принялся рыться в заплечном рюкзаке, такую возможность упускать не следовало. Выудив из недр сидора стальную рогатку и вжимаясь в землю, раскорячившись «крабом», очень и очень осторожно спустился с возвышенности.
Выгнутая из прута «шестерки» рогатка, с удобной рукоятью от рубанка, рамочным упором и подобием прицельных приспособлений. Не заводская конечно, сам мастерил. Но главное в ней был жгут, а, вернее, тонкая синяя трубочка из силикона, деталь от какого-то гоночного автомобиля еще тех, счастливых довоенных времен… Целых десяток патронов «семерки» пришлось отдать на торговище под Ахтюбой. Почти состояние!
Проползя на пузе почти три сотни метров по дну сухого ручья, Басмач подобрался к пасущимся зверькам. Осторожно высунулся из-за бережка, поросшего чахлыми кустиками.
«Ага, попался толстый», – ухмыльнулся в бороду Басмач, зажимая кожаной пращой собственноручно отлитый шарик из свинца и натянув жгут. Кепка осталась вместе с рюкзаком там, на камне, так что разошедшееся солнце изрядно припекало лысину. Осень, последние деньки, впереди зима.
Сурок, отъевшийся за лето, почти круглый, с шерстью чуть песочного цвета, тем временем, совсем позабыв об осторожности, подошел к засаде метров на двадцать и принялся копать какие-то корешки. Медлить было нельзя. Басмач рывком поднялся с лежбища и с хлестким щелчком отправил тяжелый шарик в полет.
Костер, разведенный в тени низкорослого и корявого клена, весело потрескивал, а Басмач, расположившись чуть поодаль в низине, ловко орудуя ножом, потрошил очень жирного сурка.
Способов, которыми можно приготовить байбака, много до безобразия: в сметане, с овощами, приправами. А можно и по- монгольски, срезав голову и вынув потроха, накидать в сурка, как в чулок, раскаленные камни из костра и туда же натолкать сурчиный ливер, а после завязать. Получившийся таким макаром шар опалить на огне, избавившись тем самым от шерсти и блох.
Но подобные кулинарные извращения либо недоступны, из-за отсутствия овощей, либо откровенно противны. Да и для варки запаса воды осталось всего ничего. Потому освежеванный, нарезанный кусками и тщательно сдобренный драгоценным черным перцем байбак шкворчал на раскаленной сковородке, распространяя вокруг просто сногсшибательный аромат. Тщательно выскобленная шкурка же, растянутая на палочках, сушилась в теньке. Для обмена вполне пригодится.
Басмач время от времени переворачивал тонкие полоски сурчатины, прожаривая мясо насквозь, чтобы с как можно большей вероятностью избавиться от трихинелл. Эти микроскопические черви-паразиты очень уж любят селиться в дичи, а затем в том, кто ее съел. Сдохнуть от червей в легких и мышцах Басмач не планировал.
В дополнение к сурчятине пригодилась черемша – дикий чеснок, растущий тут же буквально под ногами, и кружка отвара из корня одуванчика. Конечно, с настоящим кофе из медной турки, сготовленном на горячем песке, не сравнить, как говорится и рядом не валялось, но выбирать не приходится. Единственно, что в сытном обеде оказалось жирным минусом, так это отсутствие хлеба.
Досыта наесться хорошего ноздреватого хлеба со сладкой хрустящей корочкой была давняя мечта Басмача. Ни золота, женщин и власти не хватало для счастья. А попросту хлеба.
Насытившись, Басмач закопал останки сурка, закидал костер землей и, достав из рюкзака потускневшую от времени карту в затертом целлофане, стал прокладывать маршрут. Карта, кстати, была вовсе не сверхточной военной и даже не типографской, выдранной из учебника по географии края, нет. Всего лишь плохая копия, местами размытая попавшей водой и дорисованная карандашом от руки.
Прислонившись к стволу дерева и прихлебывая чуть сладкий «кофе», Басмач углубился в изучение карты, хотя в этом не было особой надобности – эти места он знал. Когда-то здесь жил, и все ставшие безымянными поселки и деревни, расположенные в радиусе трехсот километров, навсегда засели в памяти: Секисовка, Белокаменка, Белоусовка. Да и проклятая машина, за которой он гонялся вот уже который месяц, оставляла очень уж приметный след.
День клонился к закату, следовало найти место для ночлега. В идеале стойбище, но там, где прошел конвой Айдахара, живых, как правило, не остается, лишь трупы и пепелище. Собрав пожитки и бережно упаковав остатки мяса про запас, Басмач, подхватив шкуру сурка, тронулся в путь. Следы машины петляли по степи, заглядывая в селения и заброшенные заводы. Басмачу казалось, что этот Айдахар что-то ищет, попутно собирая кровавую дань.
Великая степь стелилась под ноги то серой золой и каменным крошевом, то сочной травой, влажно хрустящей под кирзовым
