один матерый воин. Сначала и нас хотели порешить, только орченыш тот вступился. Я сейчас, конечно, понимаю, что он за нами проследить умудрился. Их главный о чем-то погырчал с орченышем, а потом и говорит нам: за то, что не убили ребенка, дарую вам жизнь. Притащили нас на место обмена и добавили к тем, кого отдавали, а младший император и говорит: это не наши. Это враги, люди, которые хотят сорвать договор. Ну главный орк и говорит: раз не ваши и нарушили мирный договор, мы готовы забрать их, только по договору не можем трогать свободных людей. Младший император кивнул магу, тот и нарисовал нам завитушки.
Мы молчали. Сказать было просто нечего. Таких рассказов каждый из нас слышал сотни. Ну, может, не таких откровенных, обычно свои косяки прикрывают… У каждого своя судьба, своя печаль. И кстати, мало кто из рабов был ангелом. Понятно, не заслуживали рабства… хотя всякие встречались. Чустам, например, похоронил полсотни людей.
– Пойдемте. Нам еще верши проверить надо, – встал корм.
– Забыл, – прошептал я. – У меня тут тоже верша стоит, достать бы… Клоп, поможешь?
На следующий вечер уже пошли без меня. Мы с Ларком медитировали на отблески пламени. Скукотища. К приходу наших нажарили рыбы. Вернулись они вновь пустыми. Ужинали молча. Единственное, Клоп задал вопрос корму:
– Чустам, а правда, что воины черной сотни могут выше себя прыгать?
– Нет. Обычные воины. Просто более опытные, ну и гоняли нас соответственно.
– Говорят, маги вас привязывают к тысячнику? – продолжил тему Толикам.
– Меня точно не привязывали. Только я отслужил-то семь лун, поэтому не знаю. Возможно, и привязывают, только никто об этом не говорил. Вот зелья различные магические выдавали.
– А что за зелья?
– Смотря куда посылали. Мазь, которая кровь сразу останавливает, у всех была. А дальше по обстоятельствам. Вот когда на орков шли, мне выдали для отбивания запаха, для ночного зрения – жидкость такая, мажешь глаза и можешь ночью как днем ходить…
– Тебе-то зачем? – встрял Клоп. – Ты и так видишь…
– Тсс, – осадил остряка Толикам.
– Еще не помню, как называется, но после него боли не чувствуешь, – продолжил Чустам. – Для реакции давали. Потом… воду воина, как у орков, и вместо яда – зелье «дурной воин». Все вроде.
– И что, сильно реакцию повышает?
– Не знаю, не пробовал.
Спрашивать, что такое черная сотня, я не стал, и так понятно, что местный спецназ. А вот само название…
– А почему черная?
– Не знаю. Кто-то говорит, потому что из нее только в землю, кто-то – потому что после воды воина кровь становится черной, а кто-то, что по цвету одежды – нам для ночных боев черную выдавали.
Лишь на третий день фортуна нам улыбнулась. Нам, потому как я тоже увязался – не хотелось встать в один ряд с Ларком, хотя, может, и по причине скуки – кто бы мог подумать, что свобода тоже может быть тоскливой. Выдвинулись мы нашим спецотрядом заблаговременно. Сравнение с силовым подразделением возникало не из-за нашей отличной боевой подготовки, а благодаря одинаковым серым рубищам и кожаным мокасинам, напоминающим, на мой взгляд, скорее толстые носки. И то, и другое выдали нам перед «фееричным» выступлением на гладиаторской арене.
Затихла наша группа черных беретов, вернее, мокасин в местном боярышнике еще засветло. Когда стало смеркаться, услышали постукивание колес на кочках. Вскоре мимо нас медленно прокатились три деревенские телеги с бортами из жердин и заезженными клячами. Мы, отпустив их подальше, скрываясь за кустарником, пошли следом. Через полчаса обоз остановился почти в том же месте, что и тот, с которого я скоммуниздил сумки. Мужики, их было пятеро, разожгли с помощью магического амулета костер и сели ужинать. Знаете, вообще специализация вора-обозника не столь романтична. Это тяжкий труд, в смысле тупое и нудное ожидание, пока все уснут. Соответственно сложность была в том, что ожидать нужно подальше и тихо, то есть почти неподвижно. Ждали мы долго, часа, наверное, три. Селяне не были беспечны и выставили охрану, основными объектами наблюдения которой были лошади. Когда мужики легли на телегах спать, а страж начал клевать носом у костра, Чустам, словно кошка, пошел вперед, показав нам рукой, чтобы мы оставались на месте. В этот момент я понял, насколько я неуклюж…
Возвращались мы в эйфории от победы. У нас была сумка, вернее, мешок, от которого неимоверно пахло съестным, – корм вытащил его практически из-под головы спящего селянина. Лошадей увести даже не стали пытаться – опасно. Не знаю, как Толикам с Клопом, а я чувствовал себя пятым колесом, поэтому гордости за себя особо не испытывал. Зато испытывал маниакальное желание разорвать содержимое сводящего с ума своим запахом мешка.
