Глава 17
Мирант появился через десять дней. Поскольку мы его ожидали и даже знали, с какой стороны приплывет, Ларк заметил лодку издали, и к тому времени, как дед причалил, мы все, включая Огарика, были на берегу. Лодка стараниями Клопа и Чустама чуть ли не наполовину влетела на берег.
– О-о-о, как балзона встречаете, – ухмыльнулся дед, обнимая Огарика. – Здоровый, мешок захвати.
Он вальяжно вышел на берег.
– Да не томи ты… – не выдержал Чустам.
– Что не томи-то? – наигранно удивился дед. – А где Лакуз?
– Какой Лакуз?
– Лакуз, сын Ганги и Дората из Приречного? – повернулся дед к Клопу.
– Получилось?! – первым догадался Толикам.
– А то! Только оба ваших светильника пришлось старосте отдать.
Один из трех светильников мы продавать пока не стали – самим пригодится.
– Да ладно, показывай!
Дед достал из-за пазухи трубочку, замотанную кожей. Медленно потянул тесемки и осторожно вынул бумагу.
– Держите.
Мы сгрудились около Толикама.
– Ха-ныр-к-ск… – начал по слогам читать нелепые завитушки Клоп.
Если честно, то я думал, что он не обучен грамоте.
– Ханыркское локотство, – перебил его Толикам. – Не туда смотришь. Видишь, две печати? Одна из них и есть вольная.
– Как удалось-то? – спросил Чустам.
– Да в соседнем селе прошлый год этот самый Лакуз решил на заработки податься. Нашел чем откупные выплатить, ну и загулял на радостях. В подпитии его гордость разобрала, что он такой вольный, и он давай парней задирать. А парни крепкие – помяли немного, да перестарались. Из родных у него лишь сестра была, и с той они словно бараны бодались. Староста села и предложил ей умолчать – жалко парней, ладно, если в рабы не впечатают. Она девка ушлая, согласилась. Токмо одного из парней в мужья взяла, так ее никто не брал – толста да страшна. Ну а Лакуза схоронили по-тихому. Балзонским отчитались, что ушел. А документы староста прибрал. Вот и пригодились.
– А ты чего ему сказал?
– Сказал, что внучатый племяш свои бумаги потерял, а восстанавливать далеко ехать, да и хлопотно.
– И что, поверил?
– Да какая разница-то?
– Ну да, действительно.
– Стой, здоровый. – Дед перехватил Клопа с мешком. Пошарив внутри, вынул большую бутыль. – Новорожденного обмыть.
Утром голова у меня вроде как особо не болела, но определенная вялость была. Дед с Огариком исчезли раньше, чем мы проснулись. Жаль, как-то я уже привык к нему. Парень вносил в наше существование некоторое разнообразие и дисциплину – хочешь не хочешь, а ребенка кормить надо. Мирант вчера угостил нас настоящей самогонкой с магической очисткой, к тому же настоянной на травах. Это скажу вам… не химическая бормотуха из магазинов нашего мира. Мягкая, но с ног вали-и-ит. Кроме настойки дед привез нам деньги за чешую, целых три империала и двадцать башок! Вообще-то мы раскатывали губу на большее… Дед, вернее всего, себе немного взял, хотя с учетом документов для нас и этого было с лихвой.
– А где Огарик? – едва показав голову из ямы, спросил Чустам.
– Уехали, наверное. Серебрушки нет.
– А-а-а. – Корм явно был разочарован.
Следующим из ямы вылез Толикам. Он молча взял котелок и пошел к реке.
Первое время меня коробили некоторые привычки местных, в частности, вот эта – пить воду из реки, но восемь лет рабства… Приходилось и из поилок хрумзов пить.
– Хромой, – остановился Толикам, – сходи верши проверь.
– Ага. – Я встал, размышляя о том, что ополоснуться бы тоже не мешало.
Наверное, корму пришла та же мысль, поскольку он тоже встал:
– Я с тобой.
