– Один ты не поедешь, – вдруг заявляет Вайолет. Мы оба смотрим на нее. – Я поеду с тобой. Как бы там тебя ни звали.
– Забудь об этом, – отвечаю я. – Ни в коем случае.
– Ты мне должен хотя бы это. Я поеду с тобой, и по дороге ты ответишь на туеву кучу вопросов.
– Это слишком опасно.
– Хрень собачья. К тому же ты не можешь меня остановить. И с каноэ я управляюсь куда лучше тебя.
– Но…
С чего бы ей вообще хотелось поехать со мной?
Я обращаюсь к Мармозету:
– Что вы наговорили этой женщине?
Мармозет качает головой с выражением лица, которое я видел уже миллион раз, – наигранный испуг.
– Ничего такого, о чем теперь пожалел бы, – говорит он.
32
Там и правда парочка копов – мужчина и женщина, – сидят в шезлонгах на берегу озера Гарнер, оба в нижнем белье. Потом он прислоняется к дереву, и она ему отсасывает. Однако не так уж противно наблюдать за ними вместе с Вайолет с другого берега.
Благодаря картам, нарисованным Генри, мы добрались сюда меньше, чем за два дня. Наши условия были такие: покажи нам кратчайший маршрут, плевать, насколько трудные будут волоки; мы возьмем джи-пи-эс и двадцатидевятифунтовое каноэ.
И слава Богу, что так быстро. Я провел всего два дня в таких беседах, которых старался избегать всю свою взрослую жизнь. Например:
– Ты когда-нибудь убивал кого-нибудь только для устрашения кого-то третьего?
– Насколько я знаю, нет.
– Бывали случайные жертвы?
– Нет. Ну… однажды тот, кого я взял с собой на дело, убил того, кого я не планировал убивать.
– Невинного человека?
– Несовершеннолетнего.
– Ребенка?
– Примерно того же возраста, что Дилан Арнтц.
– Но
– Я же сказал – несовершеннолетнего.
– Как ты поступил с тем, кто убил его?
– В итоге? Убил
– За это?
– Не помогло.
– Были такие люди, которых ты рад был убить?
– Рад, что именно мне пришлось их убить? Нет. Я предпочел бы никогда никого не убивать.
– Значит, среди твоих жертв были люди, чьей смерти ты рад.
– Да.
– Ты когда-нибудь убивал людей, о которых ничего не знал?
– Да. Старался так не делать, но все же да. Несколько человек я убил, просто потому что меня попросил Дэвид Локано.
– Сколько?
